С трудом поднялся я с палубы, бросил взгляд на рубку. Соседний пулемет молчал — пулеметчик Борис Васильев стоял, болезненно улыбаясь, и смотрел на перебитые пальцы рук. У рубки неподвижно лежал другой пулеметчик, Гена Ампилогов, — крупным осколком ему оторвало ногу. Носовой 37-миллиметровый автомат тоже молчал…
А у нас на пушке и вовсе никого не оставалось: рядом с ней на палубе лежал Леня Ясинский, возле него — Гриша Максимов, у него была окровавлена голова… Я успел подумать, что надо же, как все сложилось неудачно: командира вызвали, ушли на берег по делам боцман, несколько комендоров, один из рулевых и акустик. А надо, надо стрелять!
Но стрелять было абсолютно некому… Тут я увидел, что с палубы пытается подняться Максимов, бросился к нему помочь.
— Гриша… Гриша… Как же так? Встань, поднимись, Гриша! — умолял я его.
Не поднялся Гриша: один осколок попал ему в висок, другой пробил грудь чуть пониже сердца. Теряя последние силы, Максимов прошептал:
— Не надо, друг, оставь меня… Я не смогу… Иди… действуй сам…
Я поднялся на ноги и — удивился: над бухтой повисла почти полная тишина, самолеты врага куда-то делись, и только один, завывая, сваливался в пике. И как раз на наш катер. «А наша пушка молчит», — промелькнуло в сознании. И некому стрелять! Что делать? И тут будто кто подтолкнул меня: прыжок — и я у кранца первых выстрелов. Через мгновение в руках унитарный патрон — соединенные воедино снаряд и гильза с порохом. Еще миг — я у пушки, дернул за рукоятку, открыл замок сорокапятки и дослал снаряд… Теперь — навести поточнее… Как меня учили? Надо выждать, пока «юнкерс» на выходе из пике потеряет скорость, «зависнет» перед набором высоты, а там — огонь… Но мне же придется оторваться от прицела — как же, не глядя стрелять, что ли? Делать нечего, дождался момента, отскочил от штурвалов, нашел на казеннике слева ручку спуска бойка и рванул за нее!
«Юнкерс» так и не вышел из пике, он рухнул в мелкую воду Гакковского рейда, почти на пути нашего катера, который несся по этому рейду с бочкой на буксире.
Все произошло так быстро, что ни на береговой батарее, ни на катерах, стоящих на рейде и у причала, не успели сделать ни одного выстрела.
Поэтому споров, кто сбил, не возникло…
Позже мы узнали, что тот бой на рейде Гакково длился всего несколько минут, что в налете участвовало семнадцать «юнкерсов» и два из них было сбито зенитным огнем кораблей.
После боя нам было разрешено подойти к пирсу. На берегу встречали командир и другие члены экипажа, — они с тревогой наблюдали за нашими действиями… Потом все мы молча простились с погибшими товарищами.
Раненых погрузили в санитарную машину. Командир подошел к ним и громко, чтобы слышали все, сказал:
— Поправляйтесь, ребята, быстрее и возвращайтесь на катер. Жду вас и экипаж пополнять не стану.
Слово свое старший лейтенант Марк Грин-Спон сдержал.
М. ГРИН-СПОН,
старший лейтенант, командир БМО-519
«Фон чужих ламп»
Если войти в Нарвский залив с норд-оста так, чтобы Кискольский риф остался слева, а башня банки Вигрунд справа, то очень скоро попадешь в тупик. И не то чтобы это был настоящий географический тупик — залив или каменная гряда. Нет, глубины здесь вполне приличные и пригодные для плавания. Но стоит пройти безымянный островок, что на рейде рыбацкого селения Гакково, и ты убеждаешься, что он все-таки существует, этот аппендикс, из которого нет выхода. Одним словом, пятимильный коридор в минном поле. На морских картах 1944 года у него и обозначение есть: фарватер 206-Д, или, по-военно-морскому, «двести шесть-„добро”». Он и сегодня в моей памяти. Торец тупика упирается в самую гущу заграждения. Почти напротив, милях в пяти, — берег, на нем лес, дюны и деревня Мерекюла. И еще — предельно насыщенная оборона противника.
Сильна и продуманна была минно-артиллерийская позиция врага в Нарвском заливе. Ее батареи смотрели на минные поля с обоих Тютерсов, с материка, от самых Синих гор. Морские дозоры обходили ее по краям, воздушные пересекали. Заградители планомерно усилили минные поля.
После 14 февраля, после высадки десанта, немцы превратили Нарвский залив в главный рубеж своей обороны на море. Они потратили на это всю весну, лето и почти все свои минные арсеналы на Балтике. И вот сейчас, в августе, в минной войне наступило равновесие. Наши тральщики пробились во фланг врагу и проложили фарватер 206 с коленами А, Б, В, Г. На колене Д, на самой середине залива, продвижение застопорилось. Немецкое командование понимало, что, как только мы пробьем путь к берегу, ждать десанта долго не придется, как не придется ждать обстрела открытых с веста Нарвских укреплений. Тогда немцам не под силу сдержать дрожащую уже сейчас тетиву Нарвского рубежа.