— Сигнал на флагмане: «Курс ведет к опасности!»
Конечно, машины сразу на «стоп». Вскоре выяснилось: две пары тральщиков сели на мель. Пришлось остальным выбирать тралы и превращать боевые корабли в обыкновенные буксиры. Стянули с мели. Поставили тралы. Пошли.
— Товарищ командир, — докладывает Миронов. — Комдив приказывает на всех кораблях вести прокладку курса и докладывать установленным порядком.
— Есть! — ответил Иван Васильевич и заворчал по привычке: — Разводят тут… Это хорошо еще, что просто на мель выскочили, а не на мину!
— По минам идем, на то мы и тральщики! — заметил старший политрук Антошин.
Командир незаметным манером три раза переплюнул через левое плечо.
Старший политрук Антошин и командир БЧ-5, наш парторг техник-лейтенант Николай Мошнин, дружили. Об этом всем было известно, ибо на нашем мобилизованном по случаю войны буксире и команда-то была почти вся из запасных людей, как я понимал, немолодых и все знающих. Удивительным было иное: дружба двух командиров способствовала тому, что вообще во всем экипаже довольно быстро установились добрые отношения. Комендоры всегда держались с минерами, дружили наши механики, а также рулевые, сигнальщики, радисты и боцман. И, в общем, весь экипаж — одна семья.
Конечно, шли такие отношения в экипаже не только от дружбы Антошина и Мошнина.
Почти половину команды «Осетра» составляли коммунисты. С их мнением считались все, начиная с командира. Через короткий срок наш «Осетр» был полностью отработан как боевой корабль. Сам командир дивизиона говорил об этом на подведении итогов боевого траления. Ну а скажи кто, что «Осетр» все еще буксир, — весь экипаж обиделся бы. И я — первый!
В августе в проливе Муху-Вяйн работали две пары тральщиков нашего 17-го дивизиона. На море держался штиль, и все бы ничего, но небо было безоблачным и от этого солнце раскаляло палубы кораблей, надстройки, пушки, пулеметы, тральные лебедки — в общем, все металлические части. Мы изнемогали от жары, от страшной духоты, висевшей над морем. Ночи не приносили прохлады. Отдыхать в каютах, в кубриках было делом невозможным. А что творилось у котлов, машин! Можно было только догадываться.
Несмотря ни на что, мы поддерживали на должном уровне боевую готовность. В любой момент в небе могли появиться «юнкерсы», а из-за островов выскочить вражеские корабли… Под килем же стояли мины — те самые, которые мы обязаны были тралить.
Сутки, другие, третьи. Много суток. Уже не одна мина подсечена тралами и уничтожена. Уже не один десяток миль пройден от вешки к вешке, от створа на створ. Я стоял на юте и внимательно наблюдал за обстановкой. В который раз взглянул на динамометр и вдруг увидел, что его стрелка прямо-таки прыгнула вправо и дошла почти до упора. Чертыхнулся про себя и подумал: «Мина!» Посмотрел за корму. Буйки трала сходились друг с другом и ныряли в воду, а наш «Осетр» вело в сторону соседа по тралению — «Шуи».
— Бегом на мостик! Доложите: в трале неподрезанная мина! — приказал я вахтенному наблюдателю Шарику, а сам с тревогой смотрел, как развиваются события. Осев на корму, тральщики остановились, хотя машины их продолжали работать.
— Что за новости? — спросил в мегафон командир.
— Что-то с тралом. Я думал, мина, а похоже, зацепились.
— Похоже или не похоже? — невольно прикрикнул Власов. — Ты мне локсодромии[5]-мордодромии не разводи: вначале разберись, а уже потом присылай краснофлотца с докладом!
При чем тут были термины, почерпнутые у соболевского героя — капитана буксира «Сахар» Пийчика, оставалось для меня неясным, как и вопрос о том, что же происходит с тралом. Пока я знал только, что машины работают на «полный вперед» и, изнемогая от натуги, медленно вращается барабан тральной лебедки. А корма «Осетра» совсем осела в воду, и вообще корабль поволокло назад. Тралящая часть все же потихоньку наматывалась на барабан лебедки.
Я стоял у самого кормового полуклюза и глядел в воду. Обернулся на миг — оказалось, что на ют собралось полкоманды любопытных.
— Всем очистить палубу, остаться только тральному расчету! — приказал я, понимая, что, чего доброго, мы можем вытащить себе под корму мину. А там далеко ли до греха: упрешь ее «рогами» в срез кормы — и нет нашего «Осетра»! — Тральному расчету за лебедку!
Остался я совсем один на корме и наблюдаю, как выходит из воды тралящая часть, почти вертикально снизу… Подсчитал и понял, что самой тралчасти осталось не так-то уж много! От этого, да еще от неизвестности, нервы напряглись до предела. И вдруг на поверхности воды, сантиметрах в двадцати от среза кормы, появилась верхняя часть мины, черная, грязная, тронутая ржавчиной.
5
Локсодромия — линия на земной поверхности, пересекающая все меридианы под одним и тем же углом.