— Вот так и сообщите родным, с должностью и званием.
— Есть.
Утро 27 августа наш корабль встретил на рейде у Найссара. Над морем, над городом вставал рассвет, и в первых лучах солнца открывалась Таллинская бухта, буквально забитая кораблями и судами. Сновали буксиры. Огромные транспорты дымили в синее небо, медленно продвигаясь в отведенные для них диспозицией этого дня места. Сторожевики и эсминцы на полных ходах проскакивали через эту круговерть пароходов и пароходиков, стреляя из своих главных калибров. Гулко ухали башни флагмана — крейсера «Киров». И все это двигалось. Откуда-то из-за горящих городских кварталов стреляли немецкие орудия, всплески разрывов поднимались на воде тут и там.
Город горел. Дым пожаров тянулся вверх, полз над домами, над башнями, над стенами Вышгорода. И из этого дыма, прикрываясь им, выскакивали к рейду «юнкерсы».
Я был на мостике. Надо было командовать, маневрировать, отбиваться от самолетов и уклоняться от обстрела вражеских орудий. Рядом на своих местах стояли мои подчиненные и соратники — раненные и перебинтованные рулевой Николай Бойцов, сигнальщик Николай Большаков.
Вечер того дня сорвался на город, на корабли крепким ветром от норд-оста, низкой облачностью и дождем. По Таллинской бухте пошла крупная волна, и стало ясно: то, что было решено на совещании у командующего флотом и о чем нам, командирам кораблей, рассказал комдив Резванцев, выполнено не будет — вряд ли море и ветер успокоятся к рассвету. Планировалось же, что все корабли и суда, числом 195, входящие в колонны, снимутся с солнцем, чтобы засветло пройти наиболее опасный от мин участок пути — от Таллина до Гогланда.
После вечернего чая я и инженер-лейтенант Митрофан Ванюхин вышли на правый шкафут. Остановились мы у самого среза полубака, ибо и на якоре качало изрядно — в носу захлестывало впередсмотрящего, водой накрывало и пушку. Сквозь дождь и мглу зловеще отсвечивали пожары в городе. Ванюхин, тяжело опираясь на леерное ограждение, трудно и часто дышал.
— Ну что, командир, — вдруг сказал он. — Завтра отправишь меня на санитарный транспорт и… прощай механик? А мы ведь вместе финскую прошли. И два месяца Отечественной. Отправишь?
Мне стало не по себе.
— Не два месяца, а два месяца и пить дней, Митрофан Иванович. И ведь ты у нас за комиссара.
— Ты сам ранен, Михаил Павлович. А дело предстоит не из легких.
— Я же тебе обещал: никого не отправим с корабля. Пойдем вместе. И дойдем!
Ф. РОМАДИН,
старшина 1-й статьи, старшина команды мотористов 1-го ДСК МО
Перед походом
Ненастным вечером 27 августа мы сидели втроем на пирсе, только что закончив ремонтные работы на очередном МО. Тут нас и нашел дивизионный механик военинженер 3-го ранга Василий Андреевич Серговский.
— Вот что, — обратился он к Генриху Попенкеру. — Задание твоей группе — прямо сейчас пройти по гавани и мастерским, собрать все резервные моторы и запчасти. Погрузить все, что найдете, на автомобиль и отвезти в Купеческую гавань. Там стоит транспорт. Найдете его и все на него погрузите.
К счастью, автомашина в Минной гавани была. С великим трудом, но погрузили на нее сколько влезло, поехали. В наступившей темноте транспорт мы нашли сразу, но вахтенный объяснил нам, что погрузка закончена и мы можем гулять. И преградил дорогу к трапу. Но он не знал, с кем имеет дело. Я и здоровенный Леша Тряпкин взяли моряка под руки и переставили в сторону. Генрих спокойно поднялся на судно, мы — следом. И тут нам повезло. Прямо у трапа мы наткнулись на старшего лейтенанта, который, как мы поняли, хотел призвать нас к порядку, но…
— Генрих? Ты чего тут пиратничаешь и кто эти ребята? — спросил старший лейтенант с сильным грузинским акцентом.
Мы сразу узнали Вахтанга Торадзе, в прошлом командира МО, как раз того, на котором служил Генрих.
Пришлось рассказать, по какому поводу мы оказались на транспорте.
— Ну вот и прекрасно. Я военный комендант этого транспорта, и мои распоряжения на нем закон. По этому поводу получайте приказ: быстро на береговой кран и грузите хоть вместе с автомобилем.
Обрадованные, мы сбежали по трапу на стенку, затем Генрих быстро поднялся по крутому трапу на кран. В кабине было пусто. Мы понимали, что поднять на транспорт вручную четыре огромных ящика дело невозможное, даже если подключить к работе шофера и грузчиков. Вдруг нашелся Леша Тряпкин:
— Генрих, ты сколько раз говорил, что в молодые годы плавал на торговых судах. Так неужто ни разу не приходилось работать там на корабельных стрелах?