Мы внимательно слушали комдива, глядели на карту, которая лежала на столе в кают-компании и напоминала такую же карту, какую я видел в Кронштадте у оперативного дежурного. На ней условно были обозначены расположение и границы минных полей фашистов.
Транспортные и вспомогательные суда замешкались, снимаясь с якорей, и первая колонна, вытянувшись за тральщиками-угольщиками, охраняемая двумя эсминцами, а также сторожевыми кораблями «Аметист» и «Касатка», пошла. Я посмотрел на часы — уже 14.50. Времени было потеряно больше чем достаточно.
— Взрыв в голове первой колонны, — доложил командир отделения сигнальщиков Большаков.
— Взрыв в трале, товарищ командир! — почти тотчас доложил краснофлотец Иван Игнатьев.
Подумалось, что снова потеряем время. Пока не заменят тралящую часть, колонна, состоявшая в основном из малых судов, тоже застопорила ход.
В 16.30 с Таллинского плеса уходил отряд главных сил флота. Впереди, построившись уступом, шли пять БТЩ под брейд-вымпелом комдива Резванцева. За ними, важно покачиваясь на легкой волне, ледокол «Волынец». Далее следовал эсминец «Сметливый», за ним — крейсер «Киров». Эсминец «Яков Свердлов», охранявший крейсер с левого борта, прошел от нашего Т-203 в каком-то кабельтове, пуская легкий дымок из всех своих четырех труб в ставшее совсем не к месту голубым и ясным небо. Вдали, по правому борту флагмана, держался эсминец «Гордый» под командованием капитана 3-го ранга Евгения Ефета. В кильватер «Кирову» шли две подводные лодки, а за ними — посыльное судно. Замыкал строй отряда лидер «Ленинград». Сторожевые катера и «малые охотники» плотно окружали корабли.
Наконец настала очередь и нашей колонны. На Т-210, где шел начальник штаба бригады траления капитан 3-го ранга Василий Петрович Лихолетов, взметнулся сигнал, и пять БТЩ заняли места в ордере. Т-203 шел в нем концевым. Сразу за нашим тралом следовала подводная лодка, за ней — другие корабли и суда. В последний раз я окинул взглядом панораму Таллина, осмотрел бухту. По ней, по плесу, в разные стороны шли корабли. Одни продолжали вести огонь по берегу, другие заканчивали постановку мин. Флот оставлял Таллин.
Сразу за островом Аэгна сигнальщики доложили о вражеском самолете, идущем на большой высоте. Я приказал вахтенному командиру лейтенанту Кононову приготовиться к отражению атак с воздуха. Самолет, летящий столь высоко, мог быть только разведчиком.
На ходовой мостик поднялся мой помощник — лейтенант Спорышев. Рана, полученная им 25 августа, давала о себе знать, но Александр Николаевич держался мужественно.
— Пройди по постам. Предупреди еще раз о бдительности. И еще. Надо усилить наблюдение за морем: прошел отряд главных сил и могут остаться плавающие мины. Правда, их должны бы расстрелять катера МО, но где гарантия, что расстреляны все?
— Наверное, товарищ командир, надо выставить дополнительных наблюдателей и каждому дать в руки по футштоку. Вдруг обнаруженную мину отталкивать придется?
— Добро, командуй. — Я повернулся к Кононову. — Расчету стомиллиметрового орудия тоже надо усилить наблюдение за водой.
— Уже приказал, товарищ командир!
В этот миг сильный взрыв прогремел впереди, глухо отдался в корпусе.
— Дальномерщики, что случилось?
— Транспорт подорвался. Ложится на борт. Но к нему на помощь другой транспорт направился, он уже и вельботы на воду спустил. И спасатель — к нему же…
На головном БТЩ, на «Гаке», подняли сигнал «самолеты противника, боевая тревога». В небе шли «юнкерсы». Они проскочили конвой, стали атаковать отряд главных сил. От кораблей в небо потянулись трассы, шапки разрывов встали перед «юнкерсами».
— Ну, командир, держись! Теперь наша очередь. — Рядом стоял Ванюхин, и я подумал о том, сколько сил и мужества у этого человека. Раненный в ноги, он все же поднялся на мостик. Как будто ожидая мой вопрос, Митрофан Иванович заметил: — Не забывай, что сегодня я не только командир БЧ-5, но и комиссар. С тобой вместе отвечаю за корабль, за каждого члена его экипажа. И вообще коммунист имеет привилегию — быть там, где труднее и опаснее.
Еще одна волна «юнкерсов» налетела на транспорты. Самолеты бомбили их с больших высот, и зенитки кораблей достать самолеты не могли. Горел, окутавшись черным дымом, ледокол «Вольдемарс», две бомбы взорвались рядом с «Виронией», и к ней подошел спасатель «Сатурн». Транспорт «Алев» снимал с «Виронии» людей. Но все три судна в Кронштадт не дошли. Они подорвались на минах у мыса Юминданина.