Как и в первом случае, привязали к парашютному кольцу мины фал, ушли в укрытие и… дернули. Все было тихо. Когда я снова подошел к мине, то оказалось, что дернули мы ее прилично, даже развернули горловиной вверх.
Напряжение было настолько сильным, что вначале я лишь смотрел на мину. Пот стекал со лба, застилал глаза. Словно кто-то поливал меня водой из кружки. Но надо было приступать к работе. Быстро отвернул нажимное кольцо, вытащил взрыватель, поднял его. В такой позе я стоял до тех пор, пока Тепин не забрал у меня устройство и не отвернул от него первичный детонатор. Основная опасность была позади. Теперь нужно достать второй детонатор и разъединить мину на части. Работа пошла достаточно быстро и, главное, без всяких осложнений.
В 3 часа ночи 5 июня меня разбудил рассыльный оперативного дежурного штаба ОВРа.
— Собирай свою группу — и в Ленинград!
Дело оказывалось в том, что фашисты выставили магнитно-акустические мины не только в Финском заливе, но и в Неве. И вот одна такая оказалась не в воде, а на крыше дома по 17-й линии Васильевского острова. Ее парашют зацепился за трубу.
— А дом-то высокий? — поинтересовался я.
— Да нет. Два этажа.
Поднял я с постели Миронова и Тепина, разбудил четырех краснофлотцев, из числа тех, кто помогал нам на Бычьем поле. Собрали необходимое снаряжение и пошли на Ленинградскую пристань. Отсюда катер «каэмка» доставила в Лисий Нос, где нас уже поджидала полуторка. В кузове ее разместились мы с Мироновым и краснофлотцы, Федор Иванович сел в кабину.
Автомобиль доставил нас прямо к дому. Малочисленные его жители были эвакуированы. Меня и Миронова пропустили через оцепление. Мы поднялись по лестнице и через чердачное окно попали на крышу. Мина лежала горловиной инерционного взрывателя вверх, что в какой-то мере облегчало пашу задачу. Мы сняли нажимное кольцо, открыли горловину и вынули из нее сам взрыватель. Полдела было сделано. Затем Тепин со своими краснофлотцами спустили мину на землю. Здесь ее окончательно и разоружили.
М. ЛИФШИЦ,
старший лейтенант, дивизионный минер 5-го ДТЩ
На Кронштадтских створах
Мы тралили фарватер по Кронштадтским створам. Мины взрывались под воздействием магнитного поля ПТ-31 и ее отбойных молотков. Взрывались на разных расстояниях. Иногда очень близко, и тогда тральщик и баржу подбрасывало особенно сильно. Рвались швартовые, на корабль летели осколки, потоки воды и ила. Тральщик «Сиг» и БТ-31 получали повреждения, но жертв не было.
После каждой мины мы внимательно осматривали «Сиг» и тралбаржу, а затем шли в базу, в Морской завод. Здесь «Сигу» и БТ-31 было отведено место, назначены рабочие и мастера. Ремонт нам делали вне всякой очереди. Так приказал контр-адмирал Ралль. Работы было немало: от взрывов ломались стеллажи, на которые укладывался кабель, нарушалась изоляция. Хуже всего было с отбойными молотками. После каждого взрыва они то ломались, то подмокали, а запасных частей к ним не имелось. Но к следующему вечеру оба должны исправно стучать, иначе наш выход на работу терял смысл!
У пирса Морского завода нас всегда встречал инженер-майор И. Абелев, начальник склада трального оружия. Он лично осматривал капризные молотки и тут же давал распоряжения относительно их ремонта. Подчиненных своих, их способности и возможности, майор знал и тут же определял, кому и что делать. Самую сложную часть работы Абелев, как правило, оставлял себе.
Он часто говорил, что руки его скучают по тонкой работе, а мозг — по теоретизированию. Экипаж БТ-31 майор знал хорошо и считал своим долгом консультировать меня, учить мичмана Горшкова и минеров.
Инженер-майор Абелев был хорошо знаком с работами по исследованию аппаратуры немецких мин, обезвреженных на Бычьем поле, аналогов тех мин, которые мы тралили. Да мы теперь и сами четко знали принципы работы приборов срочности, кратности, которыми эти мины были оснащены. Абелев несколько раз выходил с нами в море. Ощутил все — обстрелы, бомбежку, жестокую качку. Но главное — взрывы неконтактных мин.
Командование постоянно держало БТ-31 и ее экипаж в поле зрения. Через несколько дней после первого выхода к нам прибыл контр-адмирал Ралль. Он спустился в кубрик, сел к столу. Немного смущенные, мы молчали.
— Значит, так гостей встречаете? Может, чаю предложите?
— Это мы мигом, товарищ адмирал.
Через минуту наша буржуйка уже гудела, а через десять на столе стоял чайник с нашими традиционными вечерними хлебом и сахаром.
— Маслица бы, а, моряки?
Мы переглянулись. Масло выдавалось только к завтраку.