В сорок первом я командовал на Ладоге бронекатером, небольшим, но надежно защищенным кораблем, главным калибром которого были две 76-миллиметровые танковые башни, а зенитным оружием — спаренный пулемет ДШК в турели на крыше боевой рубки.
Бои были жестокие. Фашисты особенно сильно нажимали на наши корабли с неба. Однажды отбиться не удалось. Новый бронекатер, опять дни и ночи в боях, и снова неудача. Тогда контр-адмирал Челпанов сказал ладожскому командованию:
— Не давайте Чудову командовать кораблями. Для него у нас их просто не хватит.
С Ладоги меня откомандировали в Ленинград, в штаб МОЛиОР, где капитан 3-го ранга Львович, начальник отдела кадров, разочаровал меня, заметив, что ладожское начальство поняло слова адмирала Челпанова в буквальном смысле и сделало соответствующую запись в моем личном деле.
— А поэтому, Чудов, двигай-ка пока к флагманскому артиллеристу капитану второго ранга Слизскому. Ему нужны командиры на коррпост.
— Есть!
Что я еще мог ответить? Однако духу у меня на такую должность хватило всего на три дня: хотелось на передовую; но мне терпеливо объясняли, что передовая проходит сегодня через каждую ленинградскую улицу и квартиру, что на переднем крае мне пока делать нечего.
И вдруг прибыло начальство — командир отряда кораблей обороны реки Невы капитан 1-го ранга Чероков. Я обратился к нему.
— Назначьте меня начальником разведки своего отряда! — попросил и удивился, сразу услышав утвердительный ответ.
— Людей сами себе наберете, — сказал Чероков.
Невдалеке от нас на Неве стоял старенький сторожевой корабль «Вирсайтис». На него, по указанию Черокова, я и направился. Командира «Вирсайтиса», капитан-лейтенанта Григория Гогуа, я знал хорошо. Но представился ему и военкому по-уставному, изложил суть дела.
— Построим экипаж. Кто первый выйдет из строя, тот твой.
И вот личный состав «Вирсайтиса» выстроен на верхней палубе. Командир объяснил, по какому случаю прибыл старший лейтенант Чудов, а затем подал команду:
— Желающие в разведку — шаг вперед марш!
Все моряки, как один, сделали шаг вперед.
…Линия фронта проходила в нескольких километрах от реки Тосны, и осенью 1941 года командование фронта и флота стремилось узнать, что за этой «линией» происходит. Вот и ходили по вражеским тылам разведчики. О немцах знали все: где у них траншеи, хода сообщения, огневые точки, кухни. Но главное, знали, что часов с десяти вечера и до семи утра фашисты находятся в окопах, ракет осветительных не жалеют и боезапаса тоже. А потом, после семи, идут пить свой эрзац-кофе и есть японскую морскую капусту. Ну а днем поспокойнее, бдительность у врага пониже, особенно в обеденные часы. Вот в это время и начать!.. Обо всем этом я доложил капитану 2-го ранга Богдановичу в присутствии контр-адмирала Ильи Даниловича Кулишова.
19 августа в 13 часов корабли отходили от берега, строились на Неве в походный ордер. Впереди, строем клина, бронекатера прикрытия. Наша задача — прикрыть «каэмки» и ЗИСы от вражеских глаз и вражеского огня. Вот и мыс, за которым все начнется. Проходим его спокойно и видим, как разрываются снаряды нашей артиллерии на берегу, занятом противником. Идет артподготовка. Она была проведена в тех пределах, которые позволяли противнику не думать о десанте. Просто рядовой артналет, каких в течение последних дней было несколько. Немцев приучали к тому, что начался обстрел и надо в укрытие.
Я шел на головном бронекатере и посматривал на часы: сейчас из-за леса, от нашего берега, должен был вынырнуть идущий на предельно малой высоте самолет П-2, «пешка», как его зовут, и поставить дымовую завесу… Вот и самолет, а за ним спускалась вниз стена завесы, враг не мог видеть корабли, но и мы не видели берега.
— Ныряем в дым! — сказал я старшему лейтенанту Александру Потужному, командиру катера.
Мы стояли на палубе, возле рубки, и рядом с нами был еще капитан-лейтенант Илья Хамов, из штаба ОВРа… Корабли следовали точно по оси фарватера и приближались к точке поворота… Катер выскочил из дымзавесы. Я поднял бинокль — все так же вставали разрывы наших снарядов на переднем крае врага, у левого берега Невы, и все так же не стреляли немцы: конечно, они не ждали атаки в ясный солнечный день. Я еще раз посмотрел в бинокль. И тут враг открыл огонь. Почти тотчас всплеск разрыва встал у борта, и я почувствовал, как обожгло шею.