— Истребителей прикрытия — пятнадцать!
— Лево руля!
Корабль покатился влево, навстречу самолетам…
— Дистанция полсотни кабельтовых! — доложили дальномерщики. — Сорок семь!..
Уже открыли огонь береговые зенитки — с Лавенсари, с Пенисари, а мы все еще могли лишь наблюдать, как «юнкерсы» ложатся на боевой курс. Наблюдать, как готовятся к бою моряки стоящего неподалеку от нас катера МО, тральщиков-«ижорцев» и подводной лодки. Небо теперь стало безоблачным и ясным, и мы видели, как перекрывают его черные крестики вражеских самолетов и как белыми ватными хлопьями на их пути встают шапки разрывов зенитных снарядов. Самофалов дал команду «огонь», и первыми у нас открыли стрельбу сорокапятки. Самолеты уже заходили на бомбежку, и я встал к машинным телеграфам.
— «Юнкерс» сбросил бомбы! — доложил Попов.
Все, кто был на мостике, увидели, как от головной машины отделились черные капли. Воронов положил руль, «Онега» пошла навстречу бомбам.
— Два «юнкерса» пикируют на корабль! — доложил Попов.
— По пикировщикам — огонь!
Стволы пушек задрались вверх, с ростр ударили пулеметы. И тут же первые бомбы подняли столбы воды, ила и стали за кормой: наш маневр оказался верным! Но бой продолжался, и «юнкерсы» налетали со всех направлений — справа, слева, с носа и кормы. Бомбы разрывались в воде, поднимая султаны грязи со дна, перемешанные с осколками и глушеной рыбой. Все это сыпалось и валилось на корабль, на моряков. Но пока «Онега» благополучно выскакивала из этих гейзеров смерти. Тогда враг стал бросать бомбы дистанционного действия, — они разрывались над самой водой. И от этих разрывов получили повреждения носовая надстройка и находящиеся в ней каюты, ходовая рубка. На корабле появились первые раненые — штурман Сергей Левченко и помощник командира Василий Лобанов. Но никто не покидал своих постов: машины давали кораблю ход, пушки и пулеметы стреляли, связь не прекращалась. Дым и гарь разрывов и стрельбы смешались с дымом горящей краски, пробковой изоляции и запахом горящей стали.
— Пожар в носовой надстройке, в районе кают!
— Пожар в кают-компании!
— Пожар!..
Эти доклады вплетались в грохот стрельбы и разрывов, рвали душу. Но размышлять об этом было некогда: я не снимал рук с рукояток машинных телеграфов, а Воронов со штурвала.
В машинном отделении подчиненные мичмана Симачева давали обороты и реверсы.
«Вперед, полный!», «Стоп!», «Назад, полный!»… — звенели ответом телеграфы. И вдруг — молчание. Не знаю, сколько оно длилось, — казалось, очень долго. Но вот отпал флажок на заглушке раструба переговорной трубы:
— Товарищ командир, мичман Симачев ранен. Сейчас его перевяжут, он встанет на место. — Телеграфы отрепетовали команду.
Я вздохнул с облегчением и повернулся к Воронову: он невозмутимо стоял у штурвала и выполнял команды так, как будто и не было всего этого ада — самолетов, водопадов воды и грязи, поднятой со дна, разрывов и осколков, пожаров и гари. И в тот же момент взрыв дистанционной бомбы по правому борту.
— Товарищ командир, вы весь в крови! — крикнул Попов.
Осмотрел себя — вроде все цело. И вдруг ощущение — что-то изменилось в ритме боя. Понял я не вдруг, что именно: замолкла правая сорокапятка — от разрыва погибли комендоры Иван Голобородько, Павел Сапрыкин и Василий Москаленко, и это их кровью мне залило лицо, руки и капковый бушлат. Позднее я узнал, что Ивану Шляпину оторвало левую руку, а Федору Трещалову ступню, но оба не покинули боевого поста, продолжали вести огонь по самолетам.
Снова разрыв в воздухе. Старшину Попова ранило в ногу, и он нагнулся, чтобы посмотреть, что там. Этим же взрывом мне оторвало руку, но в горячке боя я не чувствовал боли.
— Убит мичман Завируха, аварийную партию принял старший краснофлотец Жубрин!..
Бой продолжался. Мы стояли насмерть. Спасали корабль и его экипаж: надо было выстоять для того, чтобы потом бить и бить врага!
Потеряв два самолета и сумев утопить только катер МО, «юнкерсы» улетели. Корабль встал на якорь. Попов и Воронов помогли мне сойти с мостика на палубу. К этому времени уже были ликвидированы все пожары, оказана первая помощь раненым. Краснофлотцы и старшины под руководством мичманов Кодашева и Архипова наводили порядок на верхней палубе. Прошло еще какое-то время, к борту «Онеги» ошвартовался катер — прибыли командование Островной базы и главный хирург флота со своими медиками. Всем нашим тридцати двум раненым они оказали медицинскую помощь.
Погибших моряков торжественно похоронили на кладбище острова Лавенсари. Приказом командующего флотом мичман Иван Григорьевич Завируха был навечно зачислен в списки экипажа сетевого заградителя «Онега».