Я понимал, мысли Виталия, как и наши, более всего заняты предстоящей операцией. Он не однажды говорил, что уверен в успехе, что десант будет высажен. Но у всех нас не оставалось сомнений и в том, что дело будет очень сложным.
— Более всего я боюсь, — волновался Лозинский, — что ударит крепкий мороз, а морским пехотинцам придется прыгать в воду и потом вступать в бой…
Я уходил с БМО-505 со смешанным чувством. В нем переплетались тревога и радость. И уверенность в том, что выстоим!
В те дни у меня появился еще один друг — командир взвода десантников Анатолий Любимов. Светловолосый и голубоглазый, Толя был строен и всегда подтянут, пожалуй, даже немного щеголеват, — весь его вид показывал, что это опытный офицер. Но младшему лейтенанту не было еще и девятнадцати. Из наших бесед я узнал, что он ленинградец и вместе с мамой пережил первую блокадную зиму. Потом, когда исполнилось семнадцать, добровольно ушел на фронт. Закончил школу младших лейтенантов и стал командиром взвода морских пехотинцев. Узнав о подготовке десанта, подал рапорт, и его назначили командиром того взвода, который предстояло высаживать нам.
С утра 13 февраля командир БМО-508 старший лейтенант Владимир Почтаренко был вызван в штаб Островной базы. Вернулся он уже после обеда. Раздались три звонка — я вышел на палубу встречать.
— Старпом, собирай экипаж! — прямо со сходни сказал он.
Сигнал большого сбора, и вот уже 24 человека, тесно прижавшись друг к другу, стоят на баке. Командир, поднявшись на платформу зенитного автомата, негромким голосом сказал:
— Получен приказ о высадке десантников в тыл врага. Я уверен — каждый из нас выполнит долг перед Родиной. Настал час отомстить врагу за страдания и раны города Ленина, за гибель наших товарищей. Кровь за кровь, смерть за смерть!..
Около 16 часов корабли покидали бухту. Перед нами лежал путь в 75 морских миль, и надо было за двенадцать часов преодолеть его. На рейде корабли занимали места в походном ордере — двух кильватерных колоннах: восемь БМО, два морских бронекатера и один «малый охотник». Нашему кораблю диспозиция определила место в левой колонне. Перед нами — БМО-501, за нами — БМО-509.
Восемь катеров-тральщиков поставили тралы и в путь, навстречу ветру, крутой и тяжелой для наших БМО четырехбалльной волне. Водяные валы накатывались на корабли, оседали на оружии и надстройках ледяным панцирем, мокрой кашей на палубе. Я стоял в рубочном люке, высунувшись из него по пояс, и наблюдал за обстановкой. Обернулся, посмотрел за корму — вдали качались большие тральщики-угольщики, прокладывая путь через минные поля кораблям артиллерийской поддержки десанта, канонерским лодкам с их 130-миллиметровыми пушками.
— Саша, спустись вниз, узнай, как там наш десант, — сказал Почтаренко. — И чтобы чайку им, погорячее!
Насчет ужина и чая для морской пехоты я еще раньше дал команду нашему коку — старшему краснофлотцу Николаю Муромцеву. С этим, как я убедился, все было в порядке: и в носовом, и в кормовом кубриках ребята уже пили чай. Конечно, не все: при такой-то качке морская болезнь уложила не одного бойца.
В кубрике было включено все «штатное» освещение. В его свете я обратил внимание на совсем юное, почти детское, лицо морского пехотинца, который сидел на краю рундука у самого трапа, ведшего из кубрика наверх. Сидевший рядом с ним десантник, мужественное загорелое лицо которого выдавало в нем бывалого фронтовика, вдруг обратился ко мне:
— Просьба у меня к вам, товарищ старший лейтенант, — поближе к берегу нас подбросить. А то вода холодная, а непромокаемый комбинезон только по грудь. Да и фриц спать не будет. Так что вы подбросьте, а мы свое дело знаем и сделаем.
Я пообещал, что все будет, как надо. А потом рассказал, что и сам воевал на сухопутном фронте. Подробно остановился на подвиге краснофлотца комсомольца Никандра Коновалова, который в бою на реке Свирь ценой жизни спас меня и еще троих офицеров…
Из кубрика я поднялся на бак, к носовому орудию. В это время здесь несли боевую вахту комендор Иван Зорин и юнга Гена Достойнов, одетый по этому поводу в длинное, до пят, меховое пальто, перепоясанное широким ремнем. Катер бросало на волнах, и юнга левой рукой держался за бронещит. Взгляд его был направлен в носовой сектор правого борта — сектор его наблюдения.
— Орудие к работе готово, — доложил Зорин. — Но брызги-то так и летят, и все на прицельное устройство, а оно выше щита!
— Можно прикрыть его чехлом, а ствол приподнять…