В скобках замечу, что через несколько лет во многих африканских странах эта найденная ашантийскими вождями идея федерализма будет подхвачена столь же реакционными общественными группами. В федерализме феодальные круги других африканских стран увидят щит от демократических поползновений со стороны центральных правительств, от всех попыток ликвидировать их привилегии. Так, благодаря консерваторам и реакционерам этой родившейся в Кумаси идее будет суждена довольно долгая, хотя и бесславная жизнь.
Когда не оправдались надежды на открытую помощь метрополии, лидеры движения организовали кампанию террора против стоящей у власти Народной партии Конвента. Все средства были хороши — пытки, тайные убийства, бомбометания. При ДНО активно создавались полувоенные отряды из молодежи, которым поручалось запугивание противников. Во многих районах Ашанти дело дошло до того, что правящая в стране партия оказалась вынуждена фактически уйти в подполье.
В течение 1955 и 1956 годов шла ожесточенная борьба. Попытки правительства договориться отвергались руководством движения. Мне рассказывали, что в середине 1955 года вожди партии были убеждены — еще одно усилие, и правительство падет. К тому же ашантийских вождей стали поддерживать и Партия народов Севера, тесно связанная с родо-племенной верхушкой северных районов Ганы, и фанатичная Партия ассоциации мусульман, и вожди народов фанти, эве и других. В стране сложилось предельно напряженное положение.
Когда позднее меня спрашивали, почему правительство во главе с доктором Квама Нкрумой не уничтожило институт вождей, я всегда вспоминал эпоху испытания силой между Народной партией Конвента и Движением национального освобождения. В 1954–1956 годах вожди делом доказали, что ведут за собой весьма значительные слои ганского общества. Попытка их ликвидации немедленно вызвала бы повторение трагических событий 1954–1956 годов, может быть, привела бы даже к большему кровопролитию. Поэтому правительство независимой Ганы пошло по пути постепенной замены своими сторонниками вождей, известных враждебностью к Народной партии Конвента. Оно не имело возможности осуществлять более радикальную политику в этом вопросе.
Иногда сравнивают действия ганского правительства с решительными мерами, проведенными в Гвинее. Там ликвидация поста кантонального старшины была осуществлена простым декретом. Но разве можно забывать, что в Гвинее традиционные вожди в своем большинстве были устранены еще в период завоевания страны французскими военными отрядами, а кантональных старшин окружало всеобщее презрение, а то — и ненависть? Картина в Гане была совершенно иной.
В своем отношении к вождям правительство доктора Нкрумы проявило мудрую гибкость. В конечном счете их влияние оказалось нейтрализованным, и правительство больше не встречало серьезной оппозиции с их стороны. Знаменательно, что и роковой удар по режиму был нанесен 24 февраля 1966 года не традиционной знатью, как некоторые ожидали, а близким к буржуазным кругам офицерством. К 1966 году буржуазия «приняла эстафету» у вождей.
Короткая остановка в Виннебе оказалась поучительной. После разговора с Генри мне было о чем поразмышлять.
Дорога, по которой я ехал, шла вдоль моря в нескольких километрах от берега. По правую руку почти все время тянулась гряда поросших лесом холмов. В конце января, когда разом распускаются миллионы цветов на кронах деревьев, эти холмы становятся кроваво-красными. Но сейчас ничто не разрывало их монотонной зеленой ленты.
Это бедный, обездоленный край. Чуть дальше к северу начинаются леса и плантации какао, заложившие основу состояния многих и многих ганских богатеев. Но шоколадное дерево не растет на открытой прямым лучам солнца местности, а от выращиваемого в здешней саванне маниока еще никто никогда не разбогател. В редких деревушках вдоль дороги большинство домов крыто пальмовым листом, и только закусочные — «чоп-бары» и лавки торговцев поблескивали железом или алюминием.
Идущая вдоль побережья дорога соединяет старейшие города страны — Солтпонд, или «Соляной пруд», названный так из-за давнего в этих местах соляного промысла: Кейп-Кост, или Огуаа; дальше следуют Элмина, Секонди-Такоради. Рядом с Солтпондом на холме стоит белый каменный форт, построенный голландцами. Есть большая крепость и в Кейп-Косте. У ее стен стоят старинные чугунные и бронзовые пушки, на которых еще можно разобрать надписи на английском и португальском языках. С крепостных бастионов европейцы могли держать под обстрелом любой квартал города.
Ныне Кейп-Кост выглядит провинциальным, заштатным городом. На его улицах не чувствуется, как в Аккре, нервной пульсации жизни. Долгое время он соперничал со столицей и остроумием своих журналистов, и богатством купцов, и ловкостью адвокатов. Эта слава — в прошлом. Когда я приехал в Кейп-Кост, там не выходило ни одной газеты, наиболее яркие, талантливые из его жителей давно перебрались в Аккру. Единственно, что все еще напоминало о былом значении Кейп-Коста, — это его средняя школа Мфантсипим. В 1966 году она отпраздновала свое девяностолетие.
Перевести название школы трудно, примерное значение— «фанти в своей многочисленности». В 1876 году ее основали священники одной из миссий, но до 1905 года она влачила жалкое существование. Расцвет школы совпадает с подъемом национального самосознания фанти, этой крупнейшей народности приморья Ганы. Джон Менса Сарба, выдающийся юрист, автор первого в истории Ганы научного исследования по обычному праву фанти, решил превратить прозябавшую в холодных руках миссионеров школу в центр просвещения и образования родного народа. Он мечтал о том времени, когда тысячи детей смогут сесть за парты.
Но первый год в школе насчитывалось всего 20 учеников. Ее организаторы не получили и малейшей поддержки от губернатора колонии, что было понятно. Местная знать и торговцы также холодно встретили начинание Сарба. Известность, потом слава медленно приходили к Мфантсипиму. Прошли годы, прежде чем он превратился в лучшую из школ страны. Только Ачимо-та, основанная выдающимся просветителем Эггри, соперничала с Мфантсипимом в популярности, в качестве образования.
До создания под Аккрой в Легоне университета Мфантсипим и Ачимота были основными центрами формирования интеллигенции страны. Выпускники кейпкостской школы любят повторять, что национально-освободительное движение Ганы вышло из их классных комнат. В этих словах есть большая доля правды.
Долгое время Мфантсипим занимал скромное здание в самом центре города вблизи от книжной лавки методистов. Но я нашел школу уже на новом месте — на холме Кваботве на окраине Кейп-Коста. Она занимала группу легких, светлых зданий. С вершины холма, обдуваемого свежим морским ветром, хорошо виден весь город и океан.
Но пора было ехать дальше. Среди десятка крепостей, выстроенных англичанами, португальцами, голландцами на ганских берегах, самой интересной считается Элмина. Она расположена примерно на полпути между Кейп-Костом и Секоиди-Такоради.
Еще издалека видны массивные белые стены и башня крепости, нависшей над самой водой. Ее построили португальцы, но в 1638 году она была захвачена голландцами, основавшими здесь свою крупнейшую торговую факторию. На берег небольшого заливчика у замка вытащены десятки пирог. Чуть дальше начинается сам город, застроенный сложенными из камня домами. Еще голландец Босман в конце XVII века обратил внимание на эту особенность Элмины; во всех других городах страны жилища африканцев сооружались из земли, которая наносилась на деревянный каркас.
Замок окружен глубоким рвом, через который переброшен подъемный мост. Внутри крепость оказывается неожиданно очень небольшой. Из тесного, устланного камнем дворика по крутой каменной лестнице можно подняться на стены, откуда смотрят на море ныне безобидные пушки. В толще стен расположены мрачные, темные и сырые казематы, где до прибытия кораблей собирались рабы. Тысячи и тысячи рабов были отправлены через Элмину в Америку.
Гид из числа охраняющих замок полицейских охотно рассказывает полулегендарные, полуправдивые истории из прошлого города — о зверствах португальцев, а потом голландцев над измученными людьми, об эпидемиях и голодовках, о бунтах отчаяния. Он вспоминает, что гарнизон крепости обычно отсиживался за ее стенами, не решаясь проникать в глубь страны. Помимо охраны рабов он пытался покончить с контрабандной торговлей теми же рабами и золотом. Но местное население либо подкупало набранных из числа рабов же надзирателей, либо выбирало ночи потемнее и нарушало налагаемые из крепости запреты. Контрабанда процветала.