Появление европейских купцов должно было во многом изменить направление золотых потоков по Западной Африке. Раньше золото концентрировалось в столицах западносуданских империй, откуда шло в арабские страны Северной Африки. Теперь значительная часть металла повернула к морю. Читая Босмана, я спрашивал себя, как сказалась на судьбах африканских государств и народов описанная им деятельность ловких европейских предпринимателей, каким было влияние новых направлений торговли на историю континента. Вероятно, возникновение европейских факторий было одной из косвенных причин упадка западносуданских государств. Но мы все еще знаем слишком мало об африканском прошлом, чтобы уверенно говорить о взаимосвязи, существовавшей между уже известными нам событиями и явлениями.
Здесь, в Элмине, где Вильям Босман служил несколько лет, многое сохранилось в том же виде, что и в его годы. Я приехал в этот город, когда в моей памяти были еще живы босмановские описания. Эти невысокие каменные дома, пыльные незамощенные улочки, перебранка женщин у вытащенных на берег лодок, бродячие торговцы с кусками ткани через плечо, несколько пальм у берега маленького заливчика — все это было словно перенесено из XVII века в XX. Нужно было различить засунутую за пояс газету у молодого парня, английские вывески на лавках, транзистор на ремне через плечо у торговца, чтобы понять, как устарел рассказ голландца.
Сбылась за прошедшие годы и его мечта. В конце прошлого столетия европейцам удалось наконец захватить золотоносные районы края.
Чтобы попасть из Элмины в Обуаси, можно ехать двумя дорогами; более длинный путь ведет через Секонди-Такоради, где следует свернуть к северу, к Кумаси. Вторая дорога берет начало от магистрали Аккра — Секонди-Такоради в нескольких милях перед Кейп-Костом. Движение по этому пути много слабее, чем по второму, но он живописнее и пересекает десятки глухих деревень, где всегда можно рассчитывать на гостеприимный прием. Когда-то этот район славился своими плантациями, однако после второй мировой войны крестьяне были разорены страшной болезнью шоколадного дерева, известной в обиходе под названием «распухший побег». Против болезни нет иного средства, кроме полного уничтожения насаждений.
Я выбрал второй путь и повернул обратно, в сторону Аккры. Элмина стоила сделанного мною крюка, да и задержался я здесь недолго. К вечеру, если не произойдет ничего непредвиденного, я должен был добраться до Обуаси.
Беспокоило меня другое. «Ашанти голдфилдс корпорейшн» не подтвердила своего согласия на мое посещение приисков. Если в Обуаси не удастся получить разрешения компании, придется ограничиться случайными встречами. Это было бы обидно.
Еще до заката солнца я приехал в столицу ганского золота. Хлопотать было поздно, и, отложив дела до утра, я поужинал консервами, выпил чая из термоса и решил переночевать в машине. Съехав с дороги, я устроился под громадным хлопковым деревом. За его могучим стволом можно было чувствовать себя как за каменной стеной.
Обуаси лежит в долине, со всех сторон окруженной поросшими лесом холмами. Утром их вершины были залиты солнцем, а над городом еще нависала густая тень. Хотя было очень рано, по улицам пешком и на велосипедах торопились к началу смены рабочие. Они длинной цепочкой выстроились у ворот, ведущих на территорию прииска. Несколько жандармов в красных фесках обшаривали глазами всех проходящих.
Весь застроенный однообразными невысокими домами, город производит гнетущее впечатление. У его планировщиков и архитекторов, действующих по заказу компании «Ашанти голдфилдс корпорейшн», воображение и творческая фантазия явно воспитывались чтением военного устава. Бедная мечеть, церковь чуть побогаче были единственными строениями, хоть чем-то выделявшимися из массы монотонных бараков для рабочих.
Незадолго до посещения Обуаси мне довелось побывать в Катанге на предприятиях ныне ликвидированной бельгийской компании «Юнион миньер дю О’Катанга». Контраст был разительным. В Кольвези, где расположен большой медный карьер и крупный завод электролиза меди, служащий компании знакомил меня с кварталами, (выстроенными специально для рабочих. Утопающие в зелени дома были рассчитаны каждый на две семьи и окружены небольшими, занятыми под огороды участками. Неподалеку от рабочих кварталов находился рынок. Здесь же было ремесленное училище, в котором компания готовила свои кадры квалифицированных рабочих и мастеров.
Две причины побудили компанию начать это строительство, — говорил мой спутник. — Первая — как-то покончить с текучестью рабочей силы. Ее подготовка стоит больших денег, а кроме того, текучесть тормозит повышение производительности труда. На определенном этапе — это было в конце двадцатых годов — дирекция компании пришла к выводу, что, если шестьдесят-семьдесят процентов рабочих будут ежегодно уходить с ее заводов, дальнейшее развертывание производства станет почти невозможным.
— А какова вторая причина? — спросил я.
— Мы не знаем так называемых трудовых конфликтов, — ухмыльнулся представитель компании. — Каждый не раз подумает, прежде чем осмелится поднять голос. Если мы увольняем человека, в Катанге он больше не находит работы, и перспектива лишиться дома, оказаться на улице охлаждает слишком горячие головы.
Но, видимо, такие все-таки находились. В окрестностях Кольвезм из старых досок, ящиков и листов железа бедняги, выгнанные с заводов компании, соорудили свои страшные жилища. Грязь, зловоние окружают этот поселок отверженных смельчаков.
— Мы сознательно не уничтожаем его, — цинично заметил мой спутник. — Пусть все видят, что ожидает тех, кто вызовет недовольство компании. Это наглядное предупреждение.
В Обуаси пет тех крайностей, что приходится наблюдать в Кольвези. Конечно, и «Ашанти голдфилдс корпорейшн» не так богата, как «Юнион миньер дю О’Катанга». Да и Гана — это не Конго. Здесь было бы просто невозможно взять человека за горло столь же железной хваткой, как в Катанге. Еще в годы второй мировой войны на золотых приисках возник один из первых в истории Ганы профсоюзов. Им было проведено несколько крупных забастовок, заставивших правление компании значительно повысить жалованье рабочих.
Осмотрев город, я решил, что пора приступить к официальным визитам. Прохожий объяснил, что резиденция районного комиссара Обуаси находится на холме на окраине города. Надеясь, что районный комиссар, этот представитель государственной власти в округе, будет способен помочь мне в получении разрешения на осмотр прииска, я поспешил к нему.
Комиссар оказался совсем молодым, — ему было лет тридцать, не больше. Узнав, что перед ним советский журналист, он принял меня со всем традиционным ганским радушием. Когда я сказал ему, что хотел бы посетить прииски, он охотно обещал помочь.
— Отдохните минуту, пока я позвоню в дирекцию, — комиссар встал с кресла и, оставив меня в холле одного, вышел. Из соседней комнаты скоро донесся его приглушенный голос. Он явно кого-то убеждал, просил.
Когда комиссар вернулся, то по выражению его лица было ясно, что переговоры не увенчались успехом.
— Господин Иорданский, компания не готова вас принять, — обратился он ко мне.
— Но каковы причины отказа?
— Не знаю, не спрашивайте. Мне сказали буквально то же, что я повторил вам.
— Неужели вашего влияния недостаточно для дирекции?
— Моя власть над делами компании не больше вашей, — усмехнулся комиссар.
Так была подведена жирная черта под всеми моими планами. Делать было нечего, приходилось отступать.
Перед отъездом мне предстояло решить еще одну небольшую проблему — где-то пообедать. Клуб «Ашанти голдфилдс корпорейшн» со своим рестораном казался мне наиболее подходящим местом. Комиссар на прощание рассказал, как туда добираться, и я отправился в путь.