Вновь и вновь вспоминались беседы и встречи, высказанные при мне мысли стариков и мечтания молодежи. О чем говорили люди, что больше всего волновало их? Конечно же, великая ломка старой жизни, начавшаяся на зеленых просторах саванны, — вот главный предмет народных дум. Одни со страхом, но огромное, преобладающее большинство — с надеждой ждали на севере Ганы завтрашнего дня.
Первое правительство независимой Ганы, возглавлявшееся доктором Кваме Нкрумой, сделало немало для того, чтобы надежды севера сбылись. Усилия предпринимались и в области промышленного строительства, и в развитии здравоохранения, и по расширению сети школ, и в сооружении новых дорог. В типографиях Аккры печатались учебники на языках северных народов, а радио ввело специальные программы. Много юношей и девушек южан отправлялись работать в города и деревни саванны.
Прогресс был ощутим. Но установление в Гане военной диктатуры сразу же поставило под вопрос недавние успехи. Было прекращено осуществление важнейших для экономики севера проектов. Саванна оказалась вновь как бы отрезанной от юга.
Мне вспоминается беспокойство моих аккрских знакомых по поводу возможной вспышки национализма среди северян. Оно не было надуманным. В Аккре внимательно изучали опыт других африканских стран и знали, что в сравнительно отсталых районах национализм использует малейшее невнимание центрального правительства к их развитию, к повышению жизненного уровня населения. Как только эта задача начинала уходить из поля зрения властей, он поднимал голову, принимаясь распространять слухи об эксплуатации отсталых районов более привилегированными областями, о национальном неравенстве. Отношения между отдельными народностями в таких странах быстро и резко ухудшались.
Раньше эта опасность не угрожала Гане. Но сейчас положение быстро меняется. В тени военной диктатуры оживают давние распри. Даже ганские газеты, избегающие откровенного разговора о состоянии дел в стране, начинают с тревогой писать о ее будущем.
КРАСНЫЕ ДОРОГИ
Накануне вылета из Аккры в Дакар я встретился в гостинице «Рингуэй отель» с ангольским студентом, недавно приехавшим из Сенегала. Это был умный, глубокий человек. Друзья звали его Марио, но я знал, что это имя было кличкой, боевым псевдонимом.
В душном номере, где, несмотря на москитные сетки, тонко звенели комары, Марио долго рассказывал мне о Сенегале и о местах, над которыми мне предстояло лететь. Он обладал даром говорить об африканских странах так, что они начинали казаться живыми существами с собственным характером и темпераментом.
На вопрос о Береге Слоновой Кости, где самолет совершал первую посадку, он заметил:
— Берег Слоновой Кости отличается от Ганы тем, чем Франция непохожа на Англию.
Я с недоумением посмотрел на Марио. Он улыбнулся:
— Видишь ли, по своему языку и культуре многие народности этой страны родственны народам Ганы. Тот же климат, та же природа. Но если в Аккре в архитектуре господствуют английские влияния, в Абиджане здания построены во французском стиле. Чиновники в аккрском аэропорту говорят на английском языке. Когда ты будешь в Абиджане, тебе понадобится только французский. На ганских дорогах левостороннее движение, как и в Англии. Наоборот, на дорогах Берега Слоновой Кости, как и во Франции, движение правостороннее.
Самолет из Аккры в Дакар летит вдоль побережья… Под левым крылом — океан, под правым — земля. До первой посадки в Абиджане полет продолжается около двух часов. Я провел это время у стекла иллюминатора.
Что такое лагуна? Признаюсь, после чтения учебников географии у меня сохранилось довольно смутное представление о значении этого слова. Но теперь, с самолета, я впервые увидел лагуны. Это были прибрежные озера, отделенные от океана узкой полоской нанесенного прибоем песка. Иногда они глубоко врезались в коренной берег. На их поверхности можно было различить тонкие черные палочки — рыбачьи пироги. Временами же там, внизу, лагуны образовывали как бы длинные голубые цепи. Озера почти сливались одно с другим.
Почему-то вдоль Берега Слоновой Кости лагуны особенно многочисленны. Позднее мне рассказали, что эта особенность края сыграла свою роль в местной истории. Века назад лагуны защитили страну от первого натиска колонизаторов. Суда португальских, голландских, английских работорговцев не могли приставать здесь прямо к суше и предпочитали загружаться «товаром» дальше к востоку, где на приморских скалах Золотого Берега ими были выстроены крепости — Диксков, Элмина, Амстердам и десятки других.
И сегодня эта часть побережья Гвинейского залива выглядит негостеприимно. Даже с самолета чувствуется мощь набегающих на прибрежный песок волн. Они в щепы разбивали пытавшиеся причалить лодки с европейских кораблей. Дальше, за полосой лагун, начинается лес. Его спокойная сила останавливала тех, кому удавалось прорваться через буруны прибоя и тихие болота лагун.
520 километров тянется морская граница республики. Это длинная трехцветная лента из белой полосы прибоя, красной полосы пляжей и зеленой полосы приморского леса. Она прерывается только раз — у Абиджана, Там отступает лес, глубокий канал разрезает песчаные дюны между океаном и окружающей город лагуной, стихает прибой.
У Абиджана самолет пошел на посадку.
Душный влажный воздух застревал в горле комком мокрой ваты. Самолет остановился в нескольких метpax от аэровокзала. Серое двухэтажное здание казалось угрюмым, негостеприимным.
Две стюардессы провели пассажиров на второй этаж, где в левом крыле аэровокзала находится небольшой ресторан. За столиками сидели несколько французов — священник, группа офицеров, чиновники. Надписи на рекламных плакатах воспевали Ниццу, Средиземноморье, прохладу пляжей Нормандии. Прошли полицейские в мундирах, которые только опытный нарушитель законности и порядка был бы способен отличить от французских.
Говорят, что аэропорт — лицо страны. Тогда я еще не знал Берега Слоновой Кости, и мне было трудно понять, почему на этом лице столь сильный французский грим. Марио, наверное, был прав, думал я. Только в Аккре в аэропорту уже почти смыты следы былой английской «краски», тогда как здесь она тщательно подновлена.
По внутренней галерее я вышел на воздух. В киоске у выхода продавались последние парижские журналы и газеты, романы «черной серии» с одним убийством в среднем на каждые десять страниц. Гладкое шоссе уходило к городу. Группа одетых в землистого цвета рубахи носильщиков вскакивала при приближении каждой новой автомашины и разочарованно опускалась на траву, когда у вновь прибывших не оказывалось багажа.
Лишь краем глаза мне удалось увидеть саму страну. С фотографии в зале аэровокзала смотрело нежное лицо пляшущей диковинный танец девушки. Страшная маска гуро с глазами, словно выскочившими из орбит, глядела на меня с другой фотографии. В узкой пироге плыли по тропической реке рыбаки. Это была Африка приключенческих книг и старинных путешествий, заманчивая и нереальная.
Только через несколько месяцев мне удалось убедиться, что эти фотографии были и правдой и ложью.
ПАВШАЯ СТОЛИЦА
Дорога от Абиджана к Гран-Басаму идет по побережью. Песчаные дюны, за частоколом кокосовых пальм — океан. Ветер доносит до шоссе тонкую соленую пыль морской пены.
Бесконечные рощи кокосовых пальм опоясывают весь Гвинейский залив. Можно пересечь Того, не оставляя отбрасываемой пальмами тени. Опрокинутые морем стволы лежат на пляжах в окрестностях Аккры. Пальмы украшают набережную Конакри.
Есть что-то мертвое в этих прозрачных рощах, возникших на бесплодных песках. В тени пальм не растут цветы. Острая трава, ползущие по земле колючки защищают дюны от ударов ветра. Столь монотонны, столь однообразны эти кокосовые рощи, что, когда едешь здесь, пропадает ощущение движения. Где бы ни была машина, повсюду ее будут окружать те же тонкие, всегда наклонившиеся в сторону океана серые стволы, что и десять, сто или двести километров назад.