Выбрать главу

Как природа, так и народы окружающих республику государств сталкиваются между собой на ее земле. Река Бандама в зоне леса служит границей между различными племенами народа акан, пришедшими из Ганы, и племенами гуро, дан, бете, дида и другими, чьи сородичи населяют Либерию и Лесную Гвинею. В саванне большие районы заняты сенуфо, малинке, лоби, мосси и другими народами, расселенными также в Мали и Гане, Гвинее и Верхней Вольте.

Каждый из этих народов принес на Берег Слоновой Кости свою культуру, свои обычаи. У бете по смерти главы семьи ему обычно наследует его младший брат, а у аньи наследником является племянник. Бауле строят прямоугольные дома, которые, срастаясь по мере увеличения семьи, образуют внутренний квадратный двор. Напротив, на севере крестьяне сооружают круглые хижины под конусовидными крышами. Граница между саванной и лесом проходит примерно по восьмой параллели, и это не столько географический, сколько этнический, культурный и экономический рубеж.

Крестьяне засевают расчищенное из-под леса поле

Я был рад, когда наконец тропический лес остался позади. Исчезла гнетущая духота, пропала сырость. Хотя было не меньше тридцати градусов, дышалось легко. Из-за отступившего леса показался горизонт. Кое-где среди невысоких, словно скрюченных ревматизмом деревьев виднелись поля маниока. Просо и сорго уже были убраны в крестьянские амбары.

На листьях некоторых придорожных пальм висели десятки странных шаров — гнезда ткачиков. У деревенских рынков рылись в пыли стервятники с голыми розовато-голубыми головами. Эти жирные, наглые охотники за падалью не боятся людей, которые их никогда не трогают. Иногда прямо из-под носа машины взлетали куропатки или голуби. Часто перебегали дорогу пальмовые крысы, напоминающие нашу белку зверьки с пышным серым хвостом. Встречаются на севере страны и слоны, и крупные антилопы. Но нужно знать места их водопоя, тропы перекочевок, чтобы увидеть еще сохранившиеся стада.

Временами машина шла между двух стен огня. Был сухой сезон, и крестьяне жгли саванну, готовя поля под будущий — посев. Это немного жутковатое зрелище, когда высокие языки пламени поднимаются в каком-то метре от машины. Высохшая трава горит с легким треском, пламя перебрасывается на деревья, охватывает мелкие кустарники. Линия пожара тянется зигзагами на сотни метров.

В этих местах использование огня для расчистки полей под посевы и одновременно для их удобрения золой сгоревших растений входит в число древнейших традиций. От этих пожаров сама природа саванны изменила свой облик. Здесь смогли сохраниться только те деревья, чья кора достаточно защищает ствол от огня, и только те кустарники, что с первыми дождями отрастают вновь. Конечно, крестьянам нужно значительно меньше земли, чем выжигает разбушевавшийся пожар. Но разве остановишь освободившийся огонь?

Я находился километрах в ста к северу от Буаке, когда на пути встретился первый пожар. Потом мне неоднократно приходилось видеть или уже выжженную землю, или ползущий по желтой траве огонь. В воздухе стоял горьковатый запах дыма.

Этот проникающий всюду запах горящей травы наводил на грустные размышления. Думалось, в Европе столетия назад крестьяне перестали выжигать леса. Господствующий здесь метод подсечно-огневого земледелия в любой развитой стране мира сохранился только на страницах учебников этнографии. До начала сельскохозяйственных работ было еще далеко, но нетрудно было представить, как с мотыгами в руках крестьяне обрабатывают обожженную, покрытую пеплом землю. Плуг по сей день — редкость в этих краях.

Нет, различие между севером и югом не было только географическим, как могло представиться вначале. Яснее и яснее становилось, что главное — в разнице уровней развития, его темпов за последние десятилетия.

Конечно, и на юге появление экспортных культур не вызвало технической революции в сельском хозяйстве. И кофе, и какао, и бананы большинство крестьян продолжали выращивать с помощью прадедовских орудий труда. Но на юге благодаря появлению экспортных культур крестьянские хозяйства приобрели товарный характер, тогда как на севере они по-прежнему были замкнутыми, натуральными. На юге многие крестьяне начали широко использовать наемную рабочую силу, а наиболее богатые среди них стали приобретать удобрения, кое-какую технику, современные средства борьбы с вредителями. Север из года в год оставался неизменен.

С точки зрения европейца эти различия могут показаться несущественными. Разве бедность юга не столь же беспросветна, как нищета и отсталость севера? Разве легче жизнь крестьянина джунглей в сравнении с крестьянином саванны? Разве в не равной мере тяжело придавлены эксплуатацией деревни всей страны?

Вещи, почти незаметные для чужого глаза, имеют, однако, громадное значение в глазах африканцев. И это понятно. Здесь существует иная мера всему, чем в Европе, иные масштабы… В Абенгуру, в самом начале моей поездки по Берегу Слоновой Кости, я познакомился с шофером грузовичка, совершающим более или менее регулярные рейсы между Бобо-Диуласо и Буаке. Этот предприимчивый, энергичный парень оказался весьма наблюдательным и неглупым человеком. На своем грузовичке он перевез сотни людей и охотно делился своими впечатлениями.

— Не за счастьем, а от нужды едут люди, — пояснял шофер. — Много молодежи, не находящей себе места в родных деревнях. Бедность на севере — и у нас, в северном районе Корого, и на Верхней Вольте безысходная.

— А что находят эти люди здесь, на юге?

— Большинство приезжают на время, — отвечал водитель. — Работают на плантациях и, накопив немного денег, возвращаются. Я так думаю, что на родине они и этого заработать не могут. Другие, — продолжал он, — оседают на несколько лет и пробуют создать свое хозяйство. Кое-кому это удается, но теперь становится все труднее с землей.

На юге мне часто приходилось видеть отходников с севера. Худая, высокая фигура северянина резко выделяется на фоне плотных и коренастых жителей приморья. Ее видишь на рынках с лотком дешевых погремушек. Одетая в почерневшую от времени рубаху и короткие Штаны, эта фигура встречей у стоянки грузовичков-автобусиков. На фермах, на банановых плантациях, на лесосеках — повсюду мелькает его худое лицо, трудятся его мускулистые, — сухие руки.

И сейчас по обочинам дороги время от времени встречались путники. В одиночку и группами они шагали к югу. У одних головы были закрыты конусовидными, плетенными из соломы и отделанными красной кожей шляпами, у других ничто не- защищало лица от палящего солнца. Не оглядываясь по сторонам, мерной походкой людей, привыкших проходить сотни километров, они молча двигались вперед.

Сколько их? Французский этнограф Жан Руш рассказывал мне, что правительство Берега Слоновой Кости решило образовать контрольные пункты на важнейших железнодорожных станциях, на шоссейных дорогах, на границе для подсчета общего числа отходников. Эта работа продолжается, но уже сейчас ясно, что окончательные цифры будут громадными, порядка сотен тысяч.

Неравенство в уровне развития отдельных областей и стран вызывает массовые перемещения населения и в Европе. Из Испании и Италии рабочие едут на заводы ФРГ или Франции. Эти переезды невозможно сравнивать с великими передвижениями крестьянства Западной Африки. Они изменили облик приморских городов, где часто выходцы из северных, более бедных районов начинают составлять большинство. Отходничество перемешало население и во многих деревнях юга. Если не учитывать этих миграций населения — его ответа на неравномерность развития отдельных районов, то этническая карта Западной Африки может стать большим сюрпризом и для ученых, и для местных политических деятелей.

Большинство наблюдателей объясняют отходничество одним желанием крестьян подзаработать, посмотреть «свет». Правы ли они?