— Но разве они не понимали, что подобные союзы в отдельности будут беспомощны?
— Конечно, понимали, но в своем большинстве они надеялись, что договорятся между собой о единстве действий, чтобы общий фронт всех мелких групп стал; реальной силой. Так, они пытались примирить и свою преданность племенным интересам, и свое общенациональное «патриотическое чувство. В те годы Гвинея; знала множество подобных верхушечных блоков.
Если я верно понял Синкуна, политические деятели! страны не могли не оставаться пленниками племенной системы, пока не появилась современного типа политическая организация, охватывающая всю страну; однако долгое время никто в Конакри отчетливо не сознавал необходимости строить политическую деятельность не на племенных, а на современных основах. При своем возникновении летом 1947 года Демократическая партия Гвинеи также была всего лишь верхушечным блоком лидеров. Потребовалось несколько лет, чтобы исторический опыт подсказал важность создания общенациональной, имеющей свои ячейки по всей стране партии.
На первых порах молодая партия была крайне слаба. Ее генеральным секретарем стал начинающий этнограф, сотрудник конакрийского отделения Французского института Черной Африки Мадейра Кейта, раньше возглавлявший Прогрессивную партию Гвинеи. Он часто совершал поездки по стране, выступал с беседами перед населением. Кое-где возникали ячейки партии. Но и сам Мадейра Кейта и другие активисты движения сразу же столкнулись с грозной силой — колониальной администрацией.
Когда я читал на страницах «Гвинейского маяка» яростные диатрибы против колониальных властей, прошв самоуправства отдельных чиновников колониального аппарата, то вспоминал легенду о Давиде и Голиафе. В распоряжении губернатора Гвинеи были жандармерия, армия, мощные финансовые средства, печать и радио, административная власть. Что касается партии, то ее средства ограничивались несколькими страничками газеты. Казалось, стоит губернатору шевельнуть пальцем — и молодая организация окажется буквально раздавленной. Но этого не произошло, как власти ни старались.
Какие же средства пустили в ход власти против попой партии? Прежде всего административные перемещения. Дело в том, что в руководстве Демократической партии Гвинеи было много служащих колониальных учреждений, и администрация рассчитывала обезглавить движение, отправив его лидеров в глубинку или на другие территории. Секу Туре, тогда выдвигавшегося на первый план в политической жизни страны, попытались перевести на работу в Нигер. Многих назначили и глухие провинциальные центры, подальше от бурлящего Конакри.
Конечно, использовались и другие Методы, Например, в Нзерекоре, центре области Лесная Гвинея, был подожжен дом, где размещалась ячейка Демократической партии Гвинеи. Полицейское следствие было непродолжительным, несколько человек были задержаны немедленно. Это были… активисты партии.
Пожар в Нзерекоре был гвинейским «пожаром рейхстага». В Лесной области влияние Демократической партии поддерживалось гвинейцами, вернувшимися с соседней территории — Берега Слоновой Кости, где действовала братская гвинейская партия. Эти гвинейцы активно участвовали в ее работе, проникались ее идеями и по возвращении на родину оказались в глазах администрации «сеятелями беспорядков». С помощью пожара власти явно надеялись покончить с их деятельностью, Полностью разгромить партию в области. Несмотря на бурные протесты общественности страны, обвиненные в поджоге активисты были осуждены.
Но особые усилия администрация приложила к тому, чтобы расколоть Демократическую партию Гвинеи на этнические группировки. В конечном счете она добилась успеха. Мало кто из первоначальных организаторов партии остался в ее рядах к 1950 году. Из партии вышли все без исключения этнические союзы, которые в 1947 году объединились вокруг ее программы. Лишь кучка энтузиастов продолжала дело с самоотверженностью, которую не могли сломить никакие репрессии.
И в тот момент, когда казалось, что еще один натиск администрации — и с партией будет совершенно покончено, она вдруг обнаружила неожиданные признаки силы. Сами поражения стали для ее лидеров источником успеха. Вынужденное раньше опираться на этнические группировки, вынужденное считаться с их претензиями, руководство ДПГ, не создавшее собственной партийной организации, теперь к этому делу приступило. Повсюду активисты ДПГ разоблачали продажных лидеров этнических ассоциаций, образовывали партийные ячейки.
Мариус Синкун, с которым я часто разговаривал о событиях тех лет, порекомендовал мне познакомиться с профсоюзным движением.
— Вы не поймете ДПГ, если не обратите внимание на профсоюзы, — не раз говорил он. И я последовал его совету.
Сишкун подсказал мне и наилучший источник — издававшуюся — в Дакаре еженедельную газету «Ревей», или «Пробуждение». На ее страницах мне встречались первые выступления в печати нынешнего президента Гвинейской Республики Ахмеда Секу Туре, председателя Национального собрания республики Сайфулая Диалло и многих других, в те годы учителей, почтовых служащих, фельдшеров, а сегодня видных государственных деятелей. Читая газету, было интересно наблюдать, как от статьи к статье росли люди, становились точнее их оценки событий, глубже понимание закономерностей колониального мира.
Давние газеты часто бывают увлекательнее самого блестящего приключенческого романа. Вот мелькнула первая заметка о каком-то событии, она чисто информационно сообщает о факте. Иногда это событие не имеет продолжения, но обычно уже через несколько номеров газета вновь обращается к затронутой теме, показывает ее в каком-то развитии. Если речь идет о действительно важном явлении, на газетных страницах вспыхивает полемика, сталкиваются различные точки зрения. Наконец, наступает развязка — забастовка закончилась, завершились сложные переговоры, принят важный законопроект, и газета переходит к новым событиям, ищет новые факты.
Копаясь в подшивке «Ревей» за 1947 год, я сразу же столкнулся с интереснейшими сообщениями о конфликте на железных дорогах Французской Западной Африки. Железнодорожники-африканцы требовали приравнения их зарплаты, отпусков, пособий к уровню европейцев. Для администрации железных дорог удовлетворение этой претензии означало бы резкое увеличение фонда заработной платы, и она решительно отказывала африканцам. Шли переговоры, встречались представители администрации и профсоюзов — все безрезультатно. И тогда железнодорожники предъявили ультиматум— либо удовлетворяются их требования, либо забастовка.
В полночь с 18 на 19 октября 1947 года поезда остановились по всей Западной Африке. Организаторов забастовки больше всего беспокоила возможность провокаций, и они разослали всем профсоюзным ячейкам специальную инструкцию, в которой рекомендовали тщательно наблюдать за сохранностью паровозного и вагонного парка, за состоянием путевого хозяйства, избегать открытых столкновений со штрейкбрехерами. Опасения не были напрасными, — провокаций, иной раз самого гнусного характера, было немало.
В Гвинее власти освободили некоторых заключенных, согласившихся начать работу на железной дороге. О профессиональной подготовке этих людей, естественно, не расспрашивали. И произошла катастрофа — с рельсов сошел поезд.
Началось расследование. Был арестован машинист-штрейкбрехер. А потом колониальная печать стала распускать слухи, что подлинными виновниками несчастья были забастовщики. Власти арестовали двух ответственных работников гвинейского профсоюза железнодорожников и предъявили им обвинение в подготовке крушения. Кампания клеветы против профсоюзов достигла своей наивысшей точки.
Но забастовка продолжалась и тянулась без малого шесть месяцев. Шесть месяцев лишений, голода, усиливающейся нужды… Она прекратилась только в конце марта победой железнодорожников.
Чем жили рабочие все эти бесконечные шесть месяцев? Чем они кормили своих детей, из каких средств находили деньги на одежду, оплату жилья? Эти вопросы первоначально поставили меня в полный тупик. Но потом я вспомнил встречу с Дауди, свое посещение его семьи, и кое-что мне стало яснее. Действительно, если бы не существовало в Тропической Африке системы клановой взаимопомощи, то, конечно, железнодорожники не продержались бы так долго.