Как-то вечером один из моих друзей пригласил меня совершить прогулку на лодках по Нигеру. Солнце садилось, оставляя на воде длинную серебряную дорожку, по которой и плыли две наши лодки. И вдруг у соседей кто-то сначала робко затянул «Полюшко-поле». Песню подхватили. Потом все вместе мы спели «Катюшу», потом зазвучала «Широка страна моя родная». Было что-то новое и чрезвычайно (волнующее в этих песнях, с Волги долетевших до Нигера.
Когда песни затихали, вспыхивали споры. Говорили о будущем страны, о громадных трудностях ее обновления.
Республика находится в экономической зависимости от бывшей метрополии. Да и не только в экономической. Французские военные базы, французские торговые компании, французские чиновники — это большая сила, рассказывали мои спутники.
— Но главная опора колониализма, — объясняли мне, — феодализм с его страхом перед происходящими в стране изменениями. Поэтому борьба крестьянства за землю, против местных угнетателей направлена и к полному национальному освобождению.
Мы возвращались, когда один из соседей обратился ко мне:
— Вы заметили, как быстро последние дни поднимается вода в Нигере, как быстро заливает она берега?
— Да. Но почему? Ведь дождей не было вот уже несколько месяцев. Сушь страшная.
Мой собеседник улыбнулся:
— Нигер у Ниамея выходит из берегов через четыре-пять месяцев после того, как у его верховий — в Гвинее и Мали пройдут дожди. Нужно время, чтобы вода докатилась сюда.
Тихо, словно боясь нарушить величавый покой реки, он говорил:
— Есть и в характере моего народа что-то общее с характером Нигера. Во многих африканских странах уже прошли грозы национально-освободительной борьбы. И вот наконец и у нас поток народной жизни все шире выходит из привычных берегов.
Он замолк. Бесшумно скользили лодки. Только в прибрежных тростниках журчала медленно прибывавшая вода.
Уже вернувшись из Республики Нигер, я встретил в окрестностях Секонди-Такоради, портового города Ганы, крестьянина-джерма. Узнав, что я недавно был в его родных местах — небольшом городке Дасо, он стал относиться ко мне чуть ли не как к соотечественнику. В потемневшем от времени бубу, худой, морщинистый, он казался сделанным из ствола обожженного лесным пожаром дерева.
Взмахивая жилистыми руками, крестьянин рассказывал:
— Сначала я пробовал торговать. Поехал в Абиджан. Но товары кончились, деньги пропали.
— А здесь?
— Старейшина деревни дал мне за три фунта клочок земли в лесу. Когда расчищу его, посажу бананы.
Расчистить тропический лес — это мучительно тяжелый труд. Крестьянин показывал страшные мозоли на ладонях — да, он один рубил деревья, кустарники, выжигал заросли и перекапывал землю. Его жена, дети оставались на родине. Почему он сам приехал сюда?
— Ты же видел мою деревню. Земли мало, земля бедная. Здесь я могу заработать кое-что, привезти подарки жене, односельчанам.
Голос крестьянина дрожал от волнения при воспоминании о родных краях. И все-таки он уехал искать удачи на чужбине. Ему нужно немногое, но и это немногое не найти в родной деревне. Может быть, наступят лучшие времена?..
У ПРЕДГОРИЙ АИРА
В 470 километрах к северу от Зиндера, на пути, идущем от границ Нигерии к побережью Средиземного моря, расположен небольшой городок Агадес. Строительным материалом здесь служила земля, смешанная с водой и высушенная солнцем. Узкие улочки утопают в песке. Только буро-желтый конус мечети — туристской достопримечательности города, сюжета бесчисленных фотографий, снятых в Агадесе, — возвышается над этой грудой превращенной в человеческие жилища земли.
Песок, колючие, ершистые мимозы со скрюченными стволами и голубовато-золотистый силуэт гор на горизонте составляют основные «элементы» открывающегося с выси минарета пейзажа. Аир — так называются далекие горы, царство кочевых туарежских племен и ученых-исследователей, с трудом разбирающих на скалах едва различимые остатки древних рисунков или пытающихся обнаружить новые нефтяные богатства в глубинах Сахары.
Человека, оставшегося в Аире без воды, отделяют от смерти немногие часы страданий. Еще древние римляне, ищущие пути к сердцу Черной Африки, убедились в непреодолимости солнца, зноя и безводных скал, образующих Аир.
Этот край считается слаборазвитым даже в слаборазвитом Нигере. По редким оазисам недавние рабы «белла» выращивают пшеницу и финиковые пальмы. К юго-востоку от Агадеса кочевники бороро, ветвь фульбе, одного из самых загадочных народов Африки, перегоняют свои стада. Верблюжьи караваны привозят из Блима или Джадо соль, отсюда переправляемую в города и деревни саванны.
Край традиций, древних, но еще стойких обычаев.
В Ниамее я встретился с начальником кабинета министров по делам кочевников и Сахары г-ном Реньо, большим знатоком проблем пустыни. Он долго и откровенно рассказывал мне о положении дел в населенных кочевниками областях.
Чем богат народ в районах, где избыток солнца и недостаток влаги делают почти невозможным земледелие? Скотоводство служит основным занятием населения. В Нигере не знают подлинных размеров своей бедности или своего богатства.
По переписи в стране насчитывается свыше 1 миллиона 800 тысяч голов крупного рогатого скота, а по оценкам, вероятно более близким к действительности, — три с половиной миллиона. По статистическим справочникам в республике имеется свыше двухсот тысяч верблюдов, а примерные подсчеты показывают, что их не меньше трехсот пятидесяти тысяч.
— Определенно другое, — заметил г-н Реньо, — в нынешних условиях сколько-нибудь значительное увеличение поголовья невозможно. Эти условия, — пояснил он, — складываются в своего рода «порочный четырехугольник». Если возрастет количество пастбищ, будет продолжать чувствоваться недостаток воды. Если будут вырыты новые колодцы, то скажется нехватка рабочих рук. Ведь и сейчас у пастухов едва достает сил, чтобы вручную набрать из колодцев воды для своих, иногда насчитывающих сотни голов стад. Наконец, и для создания новых пастбищ, и для копки новых колодцев, и для привлечения, скажем, наемной силы нужны крупные капиталовложения, которые кочевники не могут сделать сами без резкого увеличения продажи скота, т. е. увеличения поголовья.
Что может сломать этот «порочный четырехугольник», в который заключена жизнь хозяев пустыни — бороро, тубу, туарегов?
Старые владыки страны — колониалисты — предложили свой ответ на этот вопрос. Они создали Совместную организацию сахарских областей (ОСРС).
В ОСРС входили помимо Франции Нигер и Чад. План образования Совместной организации сахарских областей возник в уме Жака Сустеля, крупнейшего французского специалиста по доколумбийской Мексике и одного из лидеров крайне правых. Он видел в ОСРС ловкое средство при небольших расходах выиграть большую игру, накрепко привязать Сахару к экономической колеснице французского колониализма. Жака Сустеля не смущало, что запряженный в эту колесницу конь уже давно начал прихрамывать.
В Нигере ОСРС охватывала громадный район, составляющий не меньше двух третей территории республики. Делегат Нигера в ОСРС г-н Теттен пояснил, что вне пределов Совместной организации остались только земледельческие области. Это подлинное государство в государстве с аккуратно расставленными в важнейших стратегических пунктах французскими военными базами. Если саванна населена хауса, джерма, сонгаи, канури, другими земледельческими народами, то в полупустыне и пустыне зоны ОСРС живут кочевники. Традиционная в этих местах враждебность кочевников и земледельцев, естественно, не могла быть изжита за один год независимости, и это создает определенную почву для всегда возможных политических авантюр. Вздорная идея превращения Сахары в «независимое государство» еще не умерла среди некоторых ультра.
Тем временем «четырехугольник» остается непоколебленным. Г-н Теттен сообщил мне, что в 1961 году бюджет ОСРС составил в Нигере 700 миллионов африканских франков, полученных от отчислений с доходов от продажи добытых в Сахаре нефти и газа. В 1962 году эта сумма возрастет до 750 миллионов франков. Это песчинка, которая исчезнет бесследно в раскаленном песке нигерской пустыни.