Мариус Синкун рассказывал, с каким напряжением в Конакри ожидали результатов народного волеизъявления. У активистов было так мало времени в распоряжении, что даже в столице не везде были сорваны про-французские плакаты, изображающие слона — эмблему ДПГ, — несущего лотарингский крест — эмблему де Голля. В самую последнюю минуту были распространены новые плакаты со слоном, трубящим «нет».
Несмотря на это, страна поистине единодушно поддержала решение партии. К концу дня 28 сентября стало ясно, что абсолютное большинство народа высказывается за независимость. В атмосфере всеобщего ликования были объявлены итоги референдума.
Генерал Шарль де Голль сдержал слово. 2 октября 1958 года, через четыре дня после референдума, Гвинея «провозгласила «себя республикой. Ее первым президентом стал Ахмед Секу Туре.
КОНАКРИ И КИНДИЯ
Прошло несколько лет, прежде чем я снова приехал в Конакри.
На первый взгляд, город изменился мало. Я узнал гигантское хлопковое дерево, закрывающее своей тенью чуть ли не всю площадь у порта. По утрам через перешеек из предместий лился в город поток торопящихся на работу велосипедистов. У кинотеатра на центральной улице мальчишки по-прежнему торговали «сигаретами и жевательной резинкой.
На этот раз я встречался с Конакри как со старым знакомым, но тем заметнее мне были и перемены. В центре столицы закрылись французские лавки и рестораны — и магазинные витрины были затянуты стальными шторами. На зданиях, где раньше размещались отделения крупнейших французских банков, появились вывески различных гвинейских учреждений. В окнах единственного в Конакри книжного магазина больше не было видно пестрых обложек французских журналов и книг. Продавалась лишь местная газета «Хоройя» («Свобода»).
Столица словно стерла с лица яркий колониалистский грим, ее лицо посуровело и возмужало.
Легче ли стало жить людям? Конечно, да. Уменьшилась армия безработных, рассосавшихся по многочисленным стройкам и в Конакри, и в провинциальных центрах. Детям из рабочих и крестьянских семей теперь было проще получить начальное и даже среднее образование. В деревнях крестьянство вздохнуло свободнее после ликвидации прослойки кантональных старшин. Парод почувствовал, что в Конакри — его власть, считающаяся с его интересами и думающая, как улучшить его положение.
Но и трудности, возникшие после достижения страной независимости, были серьезны. Многие из «их Гвинея почувствовала сразу, как только страну по приказу из Парижа оставили почти все иностранные специалисты. Квалифицированной замены не было, и, конечно, массовый выезд врачей, администраторов, учителей, инженеров существенно сказался на гвинейской экономике, на дееспособности государственного аппарата. Возникшие «пустоты» пришлось затыкать чем придется, и, наверное, ущерб был бы еще больше, если бы из других африканских стран не откликнулись знающие свое дело люди.
Крестьяне построили в деревнях школы, но для них не было учителей. В новых диспансерах кое-где обосновывались дряхлые знахари. Директорами торговых фирм приходилось назначать людей, только что закончивших школу. Если бы не закаленный годами борьбы партийный аппарат, поддержавший своим плечом государственную машину, она могла бы развалиться уже в первые месяцы испытаний.
Когда я был в Гвинее впервые, она преодолевала еще начальные трудности независимости. Теперь, как я увидел, перед страной возникли новые, еще более сложные проблемы.
В министерстве планирования меня принял один из его ведущих сотрудников. В прежние времена он был учителем, и экономика была для него новым делом. Однако сложные дилеммы гвинейского народного хозяйства он представлял довольно-таки точно. Говорил он чуть суховато, продолжая, видно, где-то в глубине души чувствовать себя преподавателем, оказавшимся в очень большом классе.
Я спросил у него, чем объясняются перебои в снабжении Конакри товарами первой необходимости: мясом, рисом, сахаром, маслам.
— Причин довольно много. Можно назвать и недочеты в деятельности торговых органов, и финансовые трудности. Но, может быть, главная заключается «в том, что наши границы открыты.
Мой собеседник напомнил, как по решению правительства были резко снижены цены на сахар, рис. Эта мера была продиктована желанием облегчить положение трудящихся. А что получалось? Из соседних территорий стаями хлынули в Гвинею торговцы, скулили все запасы товаров, на которые были снижены цены, и вывезли их за границу. Там все было перепродано с большой выгодой для спекулянтов.
— Контрабанда подрывает всю нашу экономику. — говорил мой — собеседник. — Долгие годы Гвинея была частью более широкой экономической зоны — бывшей Французской Западной Африки. Там существовала единая (валюта, единая система цен, — между отдельными районами зоны действовали довольно прочные торговые связи. Когда Гвинея стала независимой, оказалась вынуждена строить обособленную экономику, эти давние торговые связи начали работать против нас. Спекулянтам было выгодно играть на различиях цен, складывающихся у нас в стране и в соседних территориях, они извлекали доходы также из разницы в курсах национальной гвинейской валюты и валюты соседних стран.
— Какие меры предпринимаются, чтобы покончить с контрабандой? — был мой второй вопрос.
Я услышал об усилении охраны границ, о введении законов, сурово карающих за контрабанду. Партия широко привлекает население к этой кампании, что дало положительные результаты. Но границы страны очень протяженны, часто проходят по малонаселенным и труднодоступным районам, так что вопрос еще далек от окончательного решения.
— Как осуществляется планирование? Какие проблемы возникают в этом деле?
В ответ мне пришлось выслушать короткую и весьма интересную лекцию. Мой собеседник начал следующими словами:
— Когда Гвинея стала независимой, а в особенности после создания в марте 1960 года национальной валюты, в стране прекратили деятельность все иностранные торговые фирмы и многие промышленные предприятия. Получилось так, что государство было вынуждено, несмотря на слабость своего аппарата, взять на себя руководство всей хозяйственной жизнью страны — торговлей, банковским делом, частью промышленности. Это было очень и очень трудно, в особенности из-за зависимости нашей экономики от импорта. Все, до последней мелочи, государству приходилось закупать самому, самому распределять по стране, самому продавать.
Я внимательно слушал плановика. Если я правильно его понял, самая сложная проблема заключалась в том, что перестали действовать стихийные экономические процессы в снабжении и перераспределении товаров между районами, теперь нормальная экономическая жизнь страны и населения зависела от качества работы государственного аппарата. Малейший просчет какого-нибудь мелкого чиновника — и с рынка исчезали те или иные товары, те или иные продукты. Теперь государство, а не стихийные частные капиталовложения, определяло также становление промышленности, развитие торговой сети. Нагрузка временами оказывалась непосильной для государственной машины.
— Без преувеличения можно сказать. — говорил мой собеседник, — что без планово осуществляемой помощи социалистических стран, Советского Союза мы оказались бы в невыносимо тяжелом положении. Эта помощь позволяла нам заткнуть многие бреши в нашей экономике, больше того, двигаться вперед.
Наша беседа закончилась. Откровенно говоря, она оставила у меня двойственное впечатление. Теперь я лучше понимал, почему накануне независимости Ахмед Секу Туре с такой страстностью добивался сохранения органического единства всех французских колоний в Африке, почему он мечтал об их совместном вступлении в независимость. Раздробленность Западной Африки на полтора десятка мелких и очень мелких государств подрывала саму ее способность к самостоятельному экономическому развитию. Насколько легче было бы сегодня Гвинее, если бы на первых порах она оказалась в Западной Африке не одна.