И в то же время я восхищался смелостью, даже дерзостью, с какой гвинейцы искали и в общем находили выход из возникающих тупиков. Там, где сохранялась эта возможность, они использовали и экономический потенциал западных держав, но основную ставку делали на собственные силы. В частности, благодаря этому они смогли полностью реализовать помощь социалистических стран.
Выйдя из министерства планирования, я решил пройтись по Конакри. Было около четырех часов пополудни, в это время жара начинает спадать и расстояния больше не кажутся страшными. Миновав католический собор, пройдя мимо столов торговцев «сувенирами», я оказался наконец на рынке, а затем, на авеню дю Нижер. Здесь начало дороги, связывающей центр столицы с пригородами, и потому можно было надеяться на — попутное такси. Действительно, не прождав и пяти минут, я увидел приближающуюся «Волгу», окрашенную в непривычный для глаза желтый цвет. Заметив мои лихорадочные сигналы, шофер остановил машину, и я присоединился к сидевшим там трем пассажирам.
Это были студенты лицея в Донка. Узнав, что я москвич, они засыпали меня вопросами о Советском Союзе. Из лицеистов многие уезжали в Москву для продолжения учебы, поэтому интерес попутчиков ко мне был самого практического свойства — каков климат, где живут студенты-африканцы, труден ли русский язык. Со своей стороны, я расспрашивал, довольны ли в Донка советскими преподавателями.
Сидевшая рядом со мной девушка в пестром платье и голубой прозрачной косынке на голове утвердительно кивнула:
— Они симпатичные. Очень хорошо все объясняют, терпеливо, не спеша. В лицее много учеников с разной подготовкой — послабее и посильнее. Ваши учителя пытаются найти подход к каждому.
— Ну, а что вам не нравится? Только откровенно.
Мои попутчики переглянулись. Потом чуть смущенно девушка сказала, что, может быть, учителя бывают слишком замкнуты, редко бывают в семьях учеников и приглашают к себе. Ее сосед негромко добавил, что они плохо знают местные традиции, — местную культуру, и тут же, словно извиняясь:
— Но ребята они очень хорошие.
Такси продолжало путь в Донка, я же вышел у ресторана в Камайен, где в баре мне была назначена встреча. Дело в том, что я планировал поездку в глубь страны, возможно до Канкана — крупного города в Верхней Гвинее, а это требовало довольно сложной подготовки.
Вообще в большинстве африканских стран поездки во внутренние районы остаются нелегким делом. Шоссейные дороги обычно плохи и их мало. Железнодорожный транспорт развит слабо. Правда, многие областные центры, как правило, связаны между собой авиалиниями, но это страшно дорого, а кроме того, рейсы редки — самолет в неделю в лучшем случае. Лучшим выходом остается приятель с собственной автомашиной, собирающийся повидать своих родственников или друзей в провинции.
Такой приятель и должен был ждать меня в Камайен.
Его звали Мамаду Конате. Отец Мамаду, если не ошибаюсь, был ювелиром в Канкане, а сын недавно приехал на каникулы из Парижа, где изучал право. Веселый, молодой, элегантно одетый парень, он чуть свысока посматривал на своих менее удачливых соотечественников. Пребывание в Париже явно наполнило его сознанием собственной важности, и, если бы не молодость и в общем добродушный нрав, он вряд ли был бы идеальным попутчиком.
Когда я пришел в бар, Мамаду уже сидел у стойки, потягивая виски. Видно, несколько лет в Париже и в этом отношении оставили свой след, — гвинейцы в большинстве мусульмане и с презрением относятся к тем в своей среде, кто пьет спиртное. Впрочем, и Мамаду, как я позже увидел, забыл о виски, как только оказался дома, у отца. Здесь ему не простили бы парижских вольностей.
Мы быстро обо всем договорились. После настойчивых уговоров Мамаду наконец согласился, что я буду платить за бензин. Условились выехать через день на рассвете, в пути не торопиться, останавливаться в интересных местах. За рулем будет Мамаду. Я спросил, какой марки его машина. Он показал «а стоящий у ресторана серенький «пежо-403» — сильный, выносливый автомобиль французского производства.
Через день ранним утром я стоял у подъезда гостиницы с небольшим чемоданчиком в руках. Уже светало, проснулся сторож, спавший на тротуаре. Раскинув циновку, он принялся молиться, мерно отбивая земные поклоны. В гостинице захлопали двери, начинался трудовой день. А Мамаду все не было. Я уже спрашивал себя, правильно ли дал свой адрес, на этот ли день мы договорились об отъезде, когда из-за поворота вынырнула уже знакомая мне машина.
— Тебе легко собраться, — извинялся Мамаду, — а у меня толпа родственников. Два часа прощались. Еле вырвался. Да и поручений надавали, за год всего не выполнишь.
Провожаемые дружескими напутствиями гостиничного сторожа, мы тронулись. До Киндии, первого города на нашем пути, дорога была асфальтирована. По сторонам мелькали небольшие, окруженные масличными пальмами деревушки — тихие, малолюдные. Скоро начались холмы, и шоссе принялось петлять со склона на склон. Ярко-зеленые, залитые солнцем склоны холмов радовали глаз. Кое-где рядом с дорогой — среди скал появлялись в венце радуги небольшие водопады. Уже ближе к Киндии потянулись банановые плантации; темно-зеленые, еще не зрелые гроздья бананов были отчетливо различимы среди желтоватых, склоняющихся к самой земле широких лент-листьев.
Земля вокруг напоминала громадный, чуть запущенный сад. хозяйкой в котором была масличная пальма. То небольшими купами, то целыми рощицами пальмы окружали деревни, росли на склонах холмов. Кроны некоторых из них были усыпаны гнездами ткачиков, — этих желтых и коричневых птичек, плетущих из травы напоминающие мелкие дыни гнезда. Они любят жить «деревнями», сотнями гнездясь на соседних деревьях. Их веселый галдеж слышен издалека.
Птичья «деревня» в кронах масличной пальмы
Масличная пальма стала хозяйкой в этих местах не случайно. Творцами многочисленных зарослей пальмы стали… птицы, разносившие ее орехи по округе. На лесных вырубках, на заброшенных полях, среди выжженного случайным пожаром кустарника после первого же дождя появляются зеленые побеги, которые очень скоро сплошным ковром закрывают занятое ими место. Год проходит за годом, пальмы поднимаются все выше, и вот непролазные колючие заросли превращаются в пальмовую рощу.
Каждое дерево ежегодно дает несколько килограммов орехов. Они интенсивно оранжевые, почти красные и собраны в плотные большие гроздья. Во многих районах Африки эти орехи служат единственным источником растительного масла, которое женщины вытапливают из них. Красноватое густое масло сдабривает едва ли не все блюда африканской кулинарии, а теперь идет и на экспорт. На заводах Европы его используют при фабрикации мыла, маргарина и многого другого.
Но польза от пальмы не исчерпывается только маслом. Я не раз видел, как на вершину дерева с тыквой в руках поднимались молодые парни. Они срезали растущий побег пальмы и с помощью трубок направляли текущий сок в тыкву. Через несколько дней там же на пальме этот сок превращается в легкое, нежное вино. Оно выглядит как снятое молоко и прекрасно утоляет жажду. Кроме того, как утверждают врачи, это вино содержит много витаминов и весьма питательно.
Рощи масличной пальмы в Гвинее никогда не бывают в частной собственности и являются достоянием всей деревни. Так и должно быть с источником общего благосостояния. За использованием масличных пальм наблюдает деревенский старшина, а за его чувством справедливости ревниво следят старики. Как только оно начинает изменять старшине, старики поднимают свой голос. Собираясь под тенистым «деревом совета», они часами излагают свои претензии. Горе старшине, если он не прислушается к тому, что говорят у «дерева совета».
…От Конакри до Киндии несколько больше ста километров, и к полудню мы были в городе. Он расположен в предгорьях занимающего центр Гвинеи плато Фута-Джаллон. Десяток лавок ливанских и сирийских купцов, скромные административные здания, глинобитные домишки коренного населения и зелень, зелень, зелень вокруг. Мамаду раньше бывал в Киндии и быстро нашел дорогу к гостинице.