Я сделал небольшой шаг в сторону, глаза бога последовали за мной.
Когда я в конечном итоге пройду чрез врата Сольтара, я также предстану перед Бороном. Список моих проступков, без сомнения, был достаточно длинным, чтобы заполнить сразу несколько книг.
И для каждого обвинения у меня было лишь одно оправдание: я делал так, как считал нужным. Однако я сомневался в том, что этого будет достаточно.
Я низко ему поклонился, повернулся и направился к выходу.
Послушник встал на моём пути.
— Борон — справедливый бог. Он взвешивает души, но в тоже время проявляет милость. Его дом — убежище для всех преследуемых, и он сам кормит бедных, — пропел молодой человек, многозначительно указывая на серебряную чашу у ворот храма.
С тех пор, как я стал владельцем Искоренителя Душ, я отказывался жертвовать Сольтару. Я платил другим способом. С Бороном у меня не было конфликта, всё же мне казалось неправильным жертвовать ему то, в чём я отказал своему богу. Я покачал головой и сделал ещё один шаг вперёд, но послушник снова заградил мне путь.
— Подумайте сэр, ваша душа тоже будет им взвешена.
— Хотите сказать, что золото склонит чашу моих духовных весов? — спросил я.
Благодаря уловке архитектора, голоса в некоторых местах храма звучали по-другому. Голос священника, проповедующего перед статуей бога, наполнял весь храм без необходимости говорить громко. Должно быть это место было таким же, поскольку мой голос прогремел по дому Борона, словно осенняя буря. Позади меня другой послушник от испуга уронил чашу, и я внезапно привлёк внимание тех немногих людей, которые были в храме в это время. Мне с трудом удалось подавить проклятье. Мальчик побледнел и поспешно отступил.
Я вздохнул.
— Бог настаивает на пожертвовании? Тогда пойдите и спросите священника, сколько будет уместно за исцеление смертельных ран, — обранил я, радуясь, что мой голос звучал теперь тихо. Он поспешил прочь. Я остался, рядом со мной капрал, чей взгляд я всё это время чувствовал на себе.
Послушник прибежал обратно, приведя с собой пожилого мужчину в мантии Борона. Я слегка ему поклонился.
— Я Рекард, — представился священник. — Я только что слышал то, что вы сказали.
Я поморщился.
— Простите, — протараторил я. — Это не было моим намерением.
Священник жестом отмёл мои слова в сторону.
— Дело не в том, насколько хорошо вас было слышно, а в том, что вы сказали, — объяснил он, улыбаясь. — Теперь у меня появился к вам вопрос. Вы думаете, что есть цена за вашу душу или цена за вашу жизнь?
— И на то и на другое ответ «нет», — ответил я. Я ещё немного отошёл в сторону, чтобы не стоять посреди прохода, поскольку громкие места были сильно ограничены. Затем я открыл кошелёк, вытащил две тяжёлые монеты из военного жалования Второго легиона и бросил в серебряную чашу. — Я прошу милости Борона за раненых, которых принесли сюда сегодня ночью. Это золото для бедных, которых кормит храм.
— А что вы просите для себя? — мягко спросил священник.
— Правосудия, — промолвил я, поклонился и пошёл прочь.
Он и послушник смотрели мне вслед. Я уже подумал, что на этом всё закончится, когда услышал тихий голос священника.
— Подождите, пожалуйста.
Я остановился на ступенях и оглянулся на дверь.
Священник подозвал меня рукой. Я перевёл взгляд на статую бога позади него и вздохнул, но всё же поднялся по лестнице.
— Мужчина лежит на одре болезни, болезнь — это его старость. Его сыновья и дочери преклонили колени вокруг и молятся, прося об исцелении. Неподалёку молодая женщина борется со смертью, она отдала свою жизнь за идеал, но теперь умрёт, если бог не дарует ей исцеления. Что более справедливо, позволить умереть ему или ей?
— Вы задали не тот вопрос, священник, — слегка раздражённо ответил я. Мне были знакомы подобные вопросы с детства. В то время таким образом меня проверяли священники Сольтара.
— Почему? — спросил священник, внимательно глядя на меня.
— Верным ответом был бы вопрос: почему один из них нуждается в божией милости меньше, чем другой? Поскольку здесь решает милость, а не справедливость.
Я снова повернулся, собираясь уйти.
— Стойте, — снова позвал священник.
Я вздохнул и указал взглядом на послушника.
— Разве не ему вы должны задавать такие вопросы?
— Он не знает ответа. У меня остался только ещё один вопрос, сэр, потом вы сможете уйти с благословением Борона.