Утро пришло незаметно. Младшие братья сопели рядом. Берест уже какое-то время не спал, когда осознал, что снаружи доносится шум – непривычный ранним утром, на самой заре. Даже подумалось, поздняя осенняя гроза грохочет, Перун напоследок палицей своей поигрывает. Грохот копыт – будто целый табун промчался вдоль веси, между двумя рядами дворов. Приснилось? В Малине ведь только три лошади. Приподняв голову, Берест вслушался. Оконце было немного отволочено, и сквозь щель он уже ясно различал вдали крики и грохот.
Что это может быть? Берест соскочил с полатей. Одновременно отец отдернул занавеску и высунулся с лежанки.
– Поди глянь, – велел он, увидев старшего сына уже на ногах, и потянулся к своим черевьям.
Берест тоже сунул ноги в черевьи, схватил с лавки пояс и, обвязываясь на ходу, выскочил за дверь.
Шумели возле Гвездоборова двора. На глаза попался Комель – тоже высунулся из своей избы, напротив. У боярских ворот виднелось несколько всадников, и там среди них метались люди в белых сорочках. Птицей из ворот вылетел еще один – Гвездоборов холоп Махала. Берест потянулся протереть глаза. Это сон?
Со двора доносились вопли, женский визг. Подбежал отец – едва обувшись и набросив свиту на сорочку. В руке его был топор, и тут до Береста дошло.
Он метнулся назад в избу – взять второй топор под лавкой. Уже направляясь бегом назад, услышал снаружи конский топот и свист. Закричала женщина – уже совсем близко, возле избы. Так закричала, будто земля вдруг разверзлась под ногами.
А выскочив наружу… Берест едва не упал, наткнувшись на тело. Отец лежал на дороге лицом вниз, в руке был топор.
– Батя, ты что?
Берест кинулся к нему, взял за плечи, хотел поднять. Отец не шевелился… а приподняв его, Берест невольно вскрикнул и отшатнулся.
Через лоб и переднюю часть головы пролегала глубокая рубленая рана. Залитое кровью лицо – чужое, ужасающее… Кровь затекла даже в рот, от вида окровавленных передних зубов Берест чуть сам не упал назад.
Вдоль дворов мчался всадник – страшный, как навь с железной головой и железным телом, с секирой в руке. К Бересту он сейчас был обращен спиной и удалялся к дальним дворам.
Сейчас бы лук! Но пока достанешь, пока натянешь, стрелы отыскать… Ну и дубина – почему не подумал, что надо оружие держать наготове?!
Мысли бежали сразу во все стороны. Чуть опомнившись, Берест вновь метнулся к отцу. Надо перевязать… Едва понимая, что делает, Берест поволок его к избе – неподвижное тело казалось очень тяжелым.
От Гвездоборова двора к Новакову концу, что выходит к святилищу, неслись люди – женщины с детьми, отроки, два молодца. Это были Бурегостевы домочадцы – их двор крайний возле Гвездоборова. Бежали они к городцу, и Берест сообразил: надо с ними. Чужаки уже высаживали дверь в Медункину избу. Издали казалось, что они из железа – точно, нави. Ворвались, и вскоре оттуда вылетели, выброшенные невидимой силой, и сам Медунка в одной сорочке, и его простоволосая баба, и двое детей-подростков.
От Коняевой избы чужаков отделяло только три двора. Берест затащил отца под навес у двери, уложил на рогожу и метнулся внутрь.
Мать уже стояла перед лежанкой, Мотылица, босиком и в свитке, тянула за ворот брата Огневку, чтобы просыпался скорее.
– Там… бесы какие-то… бьют наших… бежим… – Берест сдернул Огневку с полатей, потом ухватил второго брата, Журчалку. – Живее! Отец… помогите занести… он сам не может…
Сейчас бы убраться подальше, укрыться, пересидеть. Огородами – в овраг, а там на дальнем конце лес.
Кучей вывалились на крыльцо. Мать и Мотылица кинулись к отцу, запричитали. Над весью стоял крик – человек десять малинцев, почти одни женщины, бежали в сторону святилища. У Слепакова двора трое мужиков дрались рогатинами с двумя всадниками; тусклой молнией над схваткой летало лезвие меча.
Это же русы, вдруг сообразил Берест.
Не навьи никакие вырвались по осени. Русы, те самые, что перебили с полсотни бояр и отроков вместе с Гвездобором. Они вернулись. И не знатная жена Ольга и услужливые отроки с заискивающими улыбками, а воины в шлемах и кольчугах, с мечами, копьями, боевыми топорами.
Давно темнившая небо туча рухнула на землю железным градом. От смертного страха путались мысли.
– Бегите, бегите! – Берест бросился назад к крыльцу, схватил мать и сестру за руки, толкнул вперед. – В городец!