Да и пора ему уже бросить мысли о женитьбе. К чему шапку шить, когда головы нет?
И хорошо, что он даже не успел узнать, красивая ли она…
Завидев гостей, весняки оставили работу, с удивлением столпились вокруг. Берест кое-кого из здешних знал в лицо – их старейшина, Хотимир, порой наезжал к Гвездобору. И с ним вместе погиб на страве… И снова стало жутко от мысли: Ольга киевская одним ударом проредила лучших мужей по всей земле Деревской! Берест сам видел тела, но теперь осознавал, как глубоко, как далеко разлился яд от того удара. Куда ни приди – везде печальные сряды белеют.
Новый рассказ получился дольше: пришлось поведать не только о разорении Малина, но и о неудачной попытке отбить полон. О двух покойниках: Молчане и Ярце. Весняки слушали, на глазах меняясь в лице. По глазам было видно: каждый примеривает на себя и свое селение. Губы шевелились, вознося молчаливую благодарность богам и чурам. Что стоило русам проехать от брода чуть севернее!
– Вот вам… боярыня-то киевская, – качнул головой какой-то здешний дед. – Я тогда еще Гвездяте говорил: не тронь чужих женок, и твою не тронут. Да он себя самим Перуном стал почитать.
– Малинцы нам воли от руси искали, – возразил Ладовек. – Или вам нравилось дань платить, дедов позорить?
– Уж лучше бобрами платить, чем кровью, детьми своими! Вот теперь и взяли – не по белке с дыма, а головами человечьими!
Местные значительно переглядывались, явно думая о чем-то своем, не известном гостям.
У Ладовека здесь была родня, и их отвели к Плескачу – поесть и передохнуть. Мужики остались на гумне, и вслед вестникам сразу же понесся шум горячего спора. Берест невольно глянул на Ладовека, тот – на него. Старейшине было не к лицу держать совет с отроком, но Ладовек слегка развел руками, словно говоря: вот, и эти теперь спорят! Пусть бы хоть их Сварог и Перун наставили на ум! Однако пережитое Малином и Здоровичами едва ли наполнит чье-то сердце ратным духом…
Плескачова женка собрала на стол: поставила горшок похлебки из репы, соленых грибов и поджаренного на льняном масле лука с мукой. Уже был свежий хлеб-новина. Пока гости ели, хозяйка отыскала косяк изгребины – покрыть тела для дороги. Засиживаться Ладовек с Берестом не могли – близ переправы их ждали свои с двумя покойниками, а еще предстоял обратный путь до Здоровичей, успеть бы к ночи. Поклонились хозяйке в благодарность за хлеб и пошли с Плескачом к челноку.
А возле челнока их ждали – Нетеша, нынешний рощуковский старейшина, и с ним еще двое весняков. У Береста сердце оборвалось: что это такое? К чему такие проводы?
– Вы ведь князю весть послать думаете? – начал Нетеша, здоровенный, полноватый мужик с рыжеватой бородкой на мясистых щеках.
– Придется, – ответил Ладовек.
– От нас гостинчик ему передайте.
– Гостинчик? – Ладовек удивился, как будто ему посреди поля битвы совали печеных «жаворонков» в ветошке. – Что такое?
– Да вот… – Нетеша переглянулся со своими родичами. Вид у всех был недовольный. – После того побоища… когда Маломир с Гвездобором волка нашего киевского подстерегли… отроки глупые вздумали идти на реку нырять, – он бросил взгляд на какие-то избы, где, видимо, жили озорники. – Да и выловили рыбу – золото перо. А нам такого пера не надобно. От таких перьев одни беды заводятся. Они вот, – он показал на Береста, но обращался к Ладовеку, как к старшему, – малинские, вздумали боярыню киевскую у себя держать, вот им как боярыня аукнулась. Про нас прознают – беда будет похуже той. А нам не надобно. Пусть князь у себя хранит. Ему боги помогают.
– Ты о чем речь ведешь? – Ладовек его совсем не понял. – Что за басни? Какая еще рыба?
– Да вот она, – Нетеша кивнул себе под ноги.
На песке лежало что-то длинное, локтя с два, но шириной не более ладони, завернутое в плотную серую опону и даже обвязанное мочальной веревкой. На рыбу было совсем не похоже. Палка… Дубинка…
Наклонившись, Нетеша поднял «рыбу» и вручил Ладовеку. Тот принял и взвесил на руках. Тяжело!
– Железо? – он вопросительно взглянул на Нетешу.
– Навроде того.
– Железные рыбы у вас в Тетереве завелись? Не темни, Перемыслич. Что здесь такое?
– Да зачем тебе знать? Свезите к князю, пусть он глядит. А мы велим женкам вам короваев на дорогу дать.