Юта вытащила деньги и застыла. На дне отделения валялся мобильный телефон. Девушка достала его и раскрыла последние звонки. В основном тут были номера телефонов, не занесённые в контакты, но нашлось и несколько имён. Среди них было одно, которое Юта узнала — Лэнс. Если это был тот самый Лэнс, который убил мэра, то с помощью этого телефона она могла получить ответы на многие вопросы.
Юта сунула мобильник в карман и вылезла из машины.
В переулке за аптекой она нанесла на руку мазь от ожогов, которую только что купила. Затем неуклюже перебинтовала левой рукой, помогая себе зубами. Юта подождала пару минут, пока боль немного стихла, и двинулась дальше.
В аптеке ей указали на ближайший городской телефон. Он находился в отделении связи. Само отделение уже закрылось — было больше одиннадцати часов вечера, но был открыт небольшой закуток между внешней дверью и внутренним помещением. Там и стоял телефон, которым можно было пользоваться круглосуточно.
Юта зашла внутрь и закрыла за собой дверь. Здесь было темно и тесно. Она была одна. Девушка прислонилась к стене, впервые за этот день почувствовав себя в безопасности. После яркого уличного света ей казалось, что темнота скрывает её. Хотя на улице почти не было прохожих, ей постоянно мерещилось, что она находится на виду. Свет Тауриса преследовал её, будто тюремный прожектор, осветивший её в момент совершения побега.
Юта отдышалась и дрожащей рукой набрала номер. Каждый длинный гудок, словно холодными железными клещами вырывал из её груди по кусочку. Четыре гудка — четыре кровоточащих раны, шесть гудков… Юта снова закусила губу, и рот моментально наполнился солёной вязкой кровью.
— Алло.
— Бабли! Бабли, это ты? Как хорошо!
К горлу подступил ком. От облегчения Юта была готова расплакаться. Она крепко зажмурилась и сглотнула.
— Юта, это ты? — раздался на том конце провода неуверенный голос. — Юта, у тебя всё хорошо, ты в порядке?
Даже сквозь помехи и шум разделявшей их линии, Юта могла расслышать тревогу в голосе друга. Она прислонилась горящим лбом к холодному телефонному автомату и улыбнулась.
— Да, Бабли, я в порядке.
— Юта, здесь кое-что случилось. Тебе нельзя приходить домой. Слышишь? Не возвращайся сегодня домой. — Последние слова Бабли произнёс громко и чётко, и у девушки вновь свело желудок от страха.
— Что произошло, Бабли? С тобой всё хорошо?
— Да, я… — друг замялся. — Кто-то был у нас дома. Я ходил в ЛАС, узнать, что с моей заявкой, а когда вернулся… Словом, здесь всё вверх дном. Я не знаю, что произошло, но боюсь, что…
— Бабли, меня нашли, — перебила Юта.
Другу понадобилась пара секунд, чтобы переварить услышанное.
— Тебя нашли?! Как? Когда это произошло? Ты…
— Я жива и здорова. По большей части, — добавила журналистка, рассматривая руку в бинтах. — Не могу рассказать всего, наш телефон могут прослушивать. Послушай, Бабли, тебе нельзя там оставаться. Иди к нашему другу, у которого мы в прошлом году отмечали твой день рожденья. Убедись, что за тобой никто не идёт. Я встречу тебя там.
— Д-да, хорошо, я в-всё понял, — ответил Бабли, сильно заикаясь. Голос был подавленным.
Юта положила трубку. Ей больше не хотелось плакать, и пульсирующая боль в руке как будто утихла. Бабли в порядке, но он нуждается в ней. Из-за неё он может пострадать. Если люди, убившие мэра, найдут его, то могут убить. Они даже могут его пытать, чтобы узнать, где скрывается Юта. Если друг в опасности, она должна его защитить.
От мысли о том, что кто-то может причинить Бабли боль, ей стало тошно, словно вот-вот могло случиться что-то ужасное и непоправимое. Не медля ни секунды, Юта осмотрела улицу и быстро выскользнула из-за двери.
***
Работа не шла, и Корт, промучившись с час, поднялся из-за стола.
— Мне надо пройтись.
Быстро, не оборачиваясь, он вышел из комнаты.
Леда посмотрела мужу в спину, но ничего не сказала. Она не хотела отпускать его, не хотела оставлять одного, особенно сегодня. Но она знала, что ничем не может помочь. Это мучило её сильнее, чем Корт догадывался. Ей хотелось поговорить с ним, расспросить, помочь и утешить. Но она не делала этого, потому что понимала — он не ответит. Это был один из тех редких дней, когда муж возводил между ней и собой стену, через которую она не могла пробиться.
Корт тихо опустил за собой полог. Он не смотрел на Леду, но знал, — она смотрит на него. Знал — то, что терзает его, мучает её тоже. Но он ничего не мог с этим поделать. И за это ненавидел себя.
Конечно, Леда была курсе, где он был. Он не смог бы скрыть этого от неё, даже если бы попытался. Иногда ему казалось, что Леда понимает его лучше, чем он сам. Что ж, может и так. Но за все годы он так ни с кем и не поделился своим бременем, даже с Ледой. Она думает, что это — всего лишь ностальгия, а он не находит в себе сил разубедить её.
Корт вышел в коридор, но далеко от дома не отошёл. Он завернул за угол и остановился перед невысоким узким проходом, закрытым большой каменной глыбой. В коридоре было пусто. Мягкий рассеянный свет, льющийся словно из ниоткуда, золотил песчаные стены и свод коридора.
Мужчина упёрся в пол ногами и изо всех сил навалился на камень. Он толкал до тех пор, пока тот не подался, медленно отъезжая в сторону. На песчаном полу стали видны глубокие, словно порезы, следы в том месте, где глыбу неоднократно отодвигали и задвигали обратно.
Боком, обдирая плечи о неотёсанные выступы, Корт втиснулся в проём. Убедившись, что его никто не видел, он задвинул камень на место.
Перед Кортом открылась небольшая комната. Как и все остальные помещения в Утегате, она освещалась узкими окошками, выточенными в толще песка. В стенах до самого потолка были вырублены стеллажи. На них покоились разного размера камни, а также инструменты — долота, свёрла, зубила и резцы.
На нижних полках стояли ещё не обработанные обломки породы, разложенные по размеру и виду. А на средних и самых высоких были расставлены каменные фигуры. Некоторые — уже законченные скульптуры, другие — только заготовки или намётки, по которым мастер всего пару раз ударил зубилом, примериваясь. Все скульптуры, собранные здесь — были изображениями многочисленных богов, в которых верили атлурги.
Корт присел на табуретку возле рабочего стола, на котором были аккуратно разложены инструменты, и взял в руки скульптуру богини Агри. Агри — богиня-мать, покровительница всех женщин, в особенности рожениц и матерей. Корт провёл пальцами по печальному лику богини, склонившей голову на бок в жесте скорби и смирения. Камень под его пальцами был тёплым и шершавым — он ещё требовал шлифовки.
Некоторое время Корт продолжал водить пальцами по статуэтке, изучая каждый выступ и несовершенство камня, но уже знал, что сегодня не займётся шлифовкой Агри. Он поставил статуэтку на полку, и ему показалось, что богиня посмотрела на него с жалостью и укором.
Комната, в которой Корт работал — была бывшей детской, которую он собственноручно откопал к рождению сына, но после его смерти замуровал. Она не соединялась с домом, хотя и находилась прямо за стеной. Детская должна была стать подарком жене к рождению сына. Поэтому Корт сделал вход не из дома, а из коридора, планируя прорубить проход в дом сразу после рождения ребёнка.
Но сын родился слабым и больным. В суровых условиях жизни Утегата ему было не выжить. Они с Ледой похоронили ребёнка, когда ему едва исполнилось три месяца. Корт так и не сказал жене о детской, чтобы ещё больше не тревожить её горе. Он завалил вход неподъёмной каменной глыбой и сделал всё, что было в его силах, чтобы забыть.
Но через какое-то время стал приходить сюда бессонными ночами. Просто сидел в темноте, в пустой комнате. Однажды под руки попался обломок камня. Корт вытащил из-за пояса нож и начал вырезать что-то, не задумываясь о том, что делает. Так появилась первая фигурка одного из богов. Корт заметил, что резка отвлекает от печали и тёмных мыслей, и стал проводить за этим занятием больше времени.