В этом причина того, что планета-пустыня практически необитаема. За исключением одного единственного города, это нескончаемый океан песка, медленно, но неумолимо ползущий в сторону человеческого жилья.
Рано или поздно даже самую высокую защитную стену заносит песком. Как только он достигает верха, это означает, что через несколько лет город будет погребён. За несколько сотен лет пустыня укрывает саваном песка всё, что бы ни построили люди.
Но жители Лиатраса нашли выход. Они постоянно строят один и тот же город, каждый раз на новом месте. И обносят его высокой стеной, чтобы на время сдержать наступление пустыни.
Пока песок добирается до верха Стены, строится новый Лиатрас — точная копия старого. За несколько месяцев люди переселяются. Они въезжают в точно такие же квартиры, в каких жили, ходят на работу в те же здания и покупают продукты в магазинах, находящихся ровно в тех же местах, что и раньше. Вскоре после переселения строительство начинается вновь.
Таким образом, Лиатрас существует на планете не одно тысячелетие, лишь время от времени меняя местоположение. За это лиатрасцы прозвали его Вечным Городом.
Юта поёжилась от вида необъятной пустыни, щуря слезящиеся от солнца глаза. Она подошла к краю Стены и посмотрела вниз. То, что она там увидела, заставило девушку содрогнуться.
Песок добрался почти до верха Стены, полого спускаясь вниз, на равнину. Недостаёт какого-то метра. Юте казалось, что она могла бы шагнуть вниз и съехать по песчаному языку, как по горке. Это была нелепая мысль. Когда Юта подумала о том, что могла бы оказаться там, её охватил животный страх.
В мире за Стеной не выжить, всем это известно. В Лиатрасе даже существует особое наказание. Оно заменяет собой смертную казнь, от которой отказались несколько тысячелетий назад. Вместо этого человека, совершившего страшное преступление, изгоняют в пустыню. Его просто выталкивают за Стену и закрывают за ним единственные ворота.
Без воды и укрытия человек не может продержаться в пустыне и дня. За несколько часов он теряет сознание от солнечного удара, чтобы уже никогда не очнуться. Таких людей в Лиатрасе называют «обречёнными».
На памяти Юты изгнание случалось только дважды. Первый раз она была слишком маленькой, чтобы понимать, что происходит. Зато второй запомнит до конца жизни. Судебное разбирательство длилось много месяцев. Дело было открытым и носило публичный характер. Любой человек мог узнать детали, чтобы самому убедиться в виновности подсудимого и правомерности наказания. Но когда судьи вынесли приговор, — изгнание, Юте всё равно стало не по себе. Ведь на самом деле это наказание было куда страшнее обычной смертной казни от инъекции смертельным препаратом.
И самым ужасным было то, что все в городе это понимали.
По традиции, длившейся с незапамятных времён, в день приведения приговора в исполнение «обречённого» проводили по улицам города. Чтобы каждый желающий мог посмотреть на того, кого ожидает участь столь ужасная, что может привидеться лишь в кошмаре.
Юта считала эту традицию варварским пережитком древних времён, которую давно следовало отменить. Но мнения Юты никто не спрашивал. Изгнания случались редко, не чаще одного раза в десятилетие. И на каждое собиралась половина города. Людям нравится щекотать себе нервы, представляя себя на месте осуждённого. И в то же время знать, что уж с ними-то — добропорядочными гражданами — такого точно не случится.
Ну а правители города, очевидно, считают, что такие показательные меры заставят человека, замыслившего преступление, ещё раз подумать о последствиях. И ещё Юта сильно подозревала, что таким способом, под жёстким контролем, они как бы выпускают на время людские страсти. Потому что в самой человеческой природе заключено желание прикоснуться к чему-то тёмному и зловещему. И власти позволяют людям это сделать, да ещё и поглумиться над тем, кого эта тьма поглотила, в отличие от них.
Думая о тех, кто за историю существования наказания оказался за стенами Лиатраса, девушка поспешно отступила от края. Пот градом катился по лбу и шее, струйками стекал по спине, щекоча между лопатками. Юта начала ощущать головокружение и поняла, что пора выбираться.
Уже взявшись за опоры крана, она ещё раз взглянула на город. Солнечные Башни, симметрично расположенные по периметру, подпирали белёсое небо. Они разбрасывали вокруг себя тысячи солнечных зайчиков, словно маяки в ночи, указывающие путнику дорогу. Если бы только было кому их увидеть…
Но пустыня необитаема. Она убивает любое живое существо за считанные часы. Так что Юта выкинула из головы романтические метафоры. Всё, что есть на этой планете, всё, что имеет значение, находится в этом городе и больше нигде.
***
Бабли сидел на том же месте, где Юта его оставила, хотя её не было больше четырёх часов. Только на компьютере вместо таблицы была открыта программа расчётов. Астроном-любитель неподвижно уставился в монитор, подперев голову рукой.
— Эй, Фински! Ты вообще вставал с этой табуретки? — громко спросила Юта, проходя мимо него в свою комнату.
Жутко хотелось принять душ — от пота и грязи кожа зудела и чесалась. Но воду уже отключили, теперь дадут только завтра в семь утра. В любом случае тратить её на то, чтобы два раза подряд принимать душ, неразумно. Ни она, ни Фински уже три дня не заполняли резервуары, а значит, питьевая вода может кончиться в любую минуту.
От неожиданного оклика Бабли подскочил, чуть не свалившись с табуретки.
— Прости, я, кажется, задремал, — откликнулся он, поправляя съехавшие на край носа очки. — Что ты спросила?
Юта сбросила с себя липшую к телу одежду, а затем начала рыться в шкафу в поисках чистой.
— Я спросила, ты так и просидел всё время на одном месте? — крикнула она, чуть поворачивая голову в сторону гостиной.
— Нет! — крикнул в ответ Бабли. — Я съездил в ЛАС, оставил заявку на астрономическое открытие у них в приёмной. Попасть к ним не проще, чем в Водную Долину.
— Я не сомневаюсь, что все двери ЛАС откроются перед тобой, как только они увидят твои расчёты.
— Очень на это надеюсь. А как твоя поездка? Не видела в пустыне «духов»?
— Это сказки, Фински, ты же знаешь. Страшные истории, которые рассказывают маленьким детям, чтобы раз и навсегда отбить у них желание совать нос в пустыню. Как будто она и без того недостаточно жуткая…
— Как знать, — в шутку возразил Бабли. — Представляешь, сколько народу было изгнано почти за тысячу лет? Думаешь, ни один не сумел выжить? Согласно теории вероятности, это возможно.
Юта вздохнула, вспоминая подёрнутый маревом безжизненный пейзаж. И песок, добравшийся почти до верха Стены. Надо будет проверить нормативы по его уровню. Но, даже не зная точных цифр, ясно одно: переселение, которое занимает не один месяц, уже должно было начаться.
— Ты не видел того, что видела я, — медленно ответила Юта. — Там невозможно выжить.
Она прошла на кухню и засыпала кофе в кофеварку. Часы показывали без четверти девять, скоро ей надо на вечернюю смену в кафе.
— Юта, скорее подойди! — голос Бабли звучал взволнованно.
Девушка поспешила в гостиную. Друг смотрел на экран включенного телевизора — старого, всего восемнадцать дюймов. На будущий год они планировали купить новый.
— Т-только что было с-сообщение в новостях, — Бабли снова начал заикаться.
Юта присмотрелась к нему: краски сошли с лица, маленькие глазки расширились.
— Что такое? — спросила журналистка, подходя к другу, и её голос дрогнул.
— Только что передали, что мэр умер.
— Да, и что?
Бабли посмотрел на девушку.
— Они сказали, что он умер у себя дома от сердечного приступа.
На Юту словно обрушился ледяной водопад. Сердце лихорадочно заколотилось, в ушах стоял шум воды. Нет, не воды, — собственной крови, бушующей в венах.