— Люди, что случилось? — примчался к нам Гуга, бросив в огонь полено, которое принес на плече. Столб искр ослепил его. Он возбужденно обращался то к одному, то к другому. — Как же это так? Что же вы теперь будете делать, бай Лесандри? Где же ваша земледельческая оранжевая гвардия? Как же это вас застали врасплох?
— Все сделали военные! — сдвинув шапку на затылок, нервно ответил бай Лесандри, сельский староста, член партии земледельцев.
— Но ведь военное-то министерство было в ваших руках. Где же был ваш министр Муравиев? Почему он допустил переворот? Когда он бросил против нас воинские части, чтобы разогнать коммуну, мы же предупреждали вас, что он царский приспешник! А теперь вот…
— Теперь, теперь!.. — вздохнул бай Лесандри и пошел в управление попытаться выяснить по телефону складывавшуюся обстановку.
Многие земледельцы тоже собрались с оружием в руках и готовились двинуться в город. Перед общинным управлением мы разожгли большой костер. Каждый приносил с собой по полену. Поднесли к огню и те длинные жерди, которые заготовили на зиму, но еще не распилили.
Пламя взвилось выше здания, заволакивая темное небо. Огненные языки поднялись над селом. Огонь горел и в сердцах людей.
Наши, подходя, спрашивали меня:
— Ну как, выступаем? Пришло время! Все говорили о восстании, и вот этот час настал. Поп, звони в колокол! Ты же земледелец!
Поп, кассир первичной организации земледельцев, посмотрел на нас. Оружие придало ему решимости, и он направился к церкви. Некоторое время спустя звуки набата понеслись над селом. Я тоже почувствовал себя повстанцем, забыв об обиде, нанесенной земледельцами, когда они сняли меня с поста старосты коммуны. Во мне вдруг произошел перелом: неприязнь к земледельцам потонула в ненависти к тем, кто совершил переворот. Даже Гуга, у которого земледельцы когда-то отобрали излишек земли, беспокойно вертелся возле нас и настаивал:
— Идемте с нами, коммунисты! Подходящий момент!
Но я не мог отдать приказ, не имел права.
— Подождем указаний. Будем делать то, что прикажет партия.
— Когда же вы получите эти указания? В Софии переворот, а мы что же, будем ждать, когда заговорщики придут сюда, переловят нас и перебьют? Земледельцы уже отправились в город.
— В Мечкарцах собралось наше кулачье и о чем-то шушукается. Арестовать их, что ли? — подошел к огню хитрец Пльоска. До вчерашнего дня он ходил в «нейтральных», а теперь понял, откуда ветер дует, и вертелся возле нас.
Наши закинули за плечо винтовки.
— Не ждать же, пока они натворят бед. Власть земледельцев пала, и кулаки думают, что теперь они уже у власти. Ждут, когда приедут из города и передадут им управление, а нас запрут в подвал. Надо торопиться!
— Нет, так не годится! Оставайтесь здесь с оружием наготове, а я пойду к телефону, свяжусь с нашими и узнаю, что делать.
Костер словно вобрал в себя жар крестьянских сердец и буйно разгорался, то отбрасывая в сторону темно-красные языки, то снова собирая их в один огненный столб, устремленный к небу. Со мной в управление пошел Пльоска. В канцелярии был только староста Лесандри. Сняв шапку, он сидел и растерянно бормотал:
— Как же это они застали нас врасплох? Царь сыграл с нами злую шутку, но он заплатит за это. Его отцу удалось спасти голову, но у сына она полетит! Только бы нам справиться с реакционерами!
— Теперь видите, кто ваш враг. А вы все с нами грызетесь!
— Сколько раз я говорил нашим: «Люди, не ссорьтесь с коммунистами! Это же наши люди: мы, как два вола за одним плугом. Только один идет по левой борозде, а другой — по правой. Приглядитесь лучше, что делают те, с черными душами!» Но нашим хоть кол на голове теши. Вот и допрыгались. Вся Болгария была с нами и вдруг… Не могу поверить! А что думают ваши? Почему вы стоите здесь с винтовками, а не идете на город?