Последние слова, полные горечи, заставили Веру взглянуть на Петра по-иному. Изверился человек, растерялся, вот и болтает, что в голову лезет. Горячее слово его зажжет!..
— В панику, дорогой товарищ, бросаться — последнее дело. Вспомни, что в "Истории партии" пишется. Белые на Москву со всех сторон наступали. Деникин под Тулой стоял, а партия во главе с нашим вождем в панику не бросалась. И тогда предатели были. Подлые враги революции нашу пролетарскую власть под корень хотели уничтожить. А партия все победила, всех внешних врагов сокрушила. И немца мы разобьем. Всю фашистскую нечисть выметем и тех, кто им помогал или в стороне стоял. В политической борьбе середины не бывает. Кто не с нами — тот враг. Так что учти, Петро.
— Тише ты, дети же! Кричишь, как на митинге.
— Так что, Петро, решай, с кем ты? С нами или с немцами?
— О чем ты говоришь, Вера? Я разве генерал, что ты мне ультиматум ставишь? Я простой, маленький человек.
— Так ты что, за немцев?
— Вот пристала... Немцы!.. Немцы!.. Прогонят их, опять на завод пойду.
— Нет, ты не выкручивайся, сразу скажи, будешь с нами работать или нет?
— С кем это с нами?
— С коммунистами.
— Я что-то не могу понять, чего ты от меня хочешь. И зачем ты пришла?
— Слушай, Петро, ты отлично знаешь, кто я и какие у меня могут быть разговоры. Я тебе, как своему, говорю: помоги мне создать подполье в городе. Знакомых у тебя много. Создадим подпольную организацию, листовки будем выпускать, вместо приказов иа заборах клеить, чтоб люди знали: есть в городе советская власть. Диверсии будем делать. Вражеским оружием убивать проклятых врагов.
У Петра от Вериных слов круглели глаза. По спине полз холодок страха.
— Ошалела ты, что ли? Тебя же на первом столбе повесят.
— Революция без жертв не бывает,— спокойно парировала Вера.
— Ты и думать перестань о таком. За одного солдата немцы сто человек расстреляют. Приказа разве не видела? Пускай он лучше сам сдохнет, чем за него, паршивого немца, столько людей погибнет.
— Испугался? Всех не перестреляют. А если и перестреляют, так лучше умереть, чем жить на коленях.
— Ну нет! Я еще жить хочу. Я еще конца войны дождусь. И ты меня на такое не подбивай. Насильно в петлю не полезу.
Прусова помолчала, облизывая языком пересохшие губы. Мелькнула удивительно простая мысль: "Такому выдать меня немцам — раз плюнуть".
— Что ты такой сволочью окажешься, никогда не думала...
— Ты мое положение пойми...
— У всякого объективные причины найдутся. А воевать кто будет? Ну и черт с тобой. Одно только учти, я от своего не отступлюсь. А ради этого мне жить надо. Так что твоя квартира за мной. И не вздумай что-нибудь плохое. Я не одинока, и товарищи за меня отомстят,— это во-первых. А во-вторых, я и сама без оружия не хожу. Шесть по врагам революции, седьмую — себе в лоб.
— Да меня же вместе с женой и детьми повесят! Ты понимаешь, что говоришь?
— Все понимаю, потому и предупреждаю.
Она шагала по узкой комнате, внешне спокойная. "Как железобетонная",— подумал Петро, размышляя над тем, как бы выпроводить эту нежданную гостью. Жена, та сразу угадала: "Неспроста, говорит, Верка притащилась".
Короткий осенний день угасал на глазах. Сквозь тюлевые гардины проникали в комнату неприветливые городские сумерки. Прусова все еще ходила по комнате, раздумывая над своей будущей деятельностью. Прежде всего надо побывать у железнодорожников. Заставлю Петра кого-нибудь привести. Вишь, как испугался, когда заговорила об оружии. Теперь он как миленький будет помогать. Активного борца из него, как видно, не получится. Мелкобуржуазный попутчик!
Но Ленин учил, что на каком-то начальном этапе надо блокироваться с такими попутчиками.
Несусветная мешанина цитат, лозунгов, фраз, слышанных от лекторов и докладчиков, заполняла Верину голову. Своей была только искренняя и безграничная любовь к советской власти и крутая ненависть к ее врагам. Этого, оказывается, было недостаточно, как не хватало и партийной гибкости и умения разбираться в обстановке.
Но сама она этого не чувствовала.
Ее действия казались ей самой образцом решительности и революционности.
С вечера она долго не могла заснуть. Слышала сквозь тонкую перегородку, как шепчутся Петро с Полиной. "Не наплел бы он чего-либо непотребного своей жене",— уже засыпая, подумала она.
Утром она заметила, что невестка хмурится и все отводит глаза в сторону. Петро, как только Вера встала, куда-то исчез. Две смуглых, как отец, девочки прижимались к ногам матери, цепляясь за подол, и со страхом смотрели на Веру.