Где-то здесь рядом несомненно находился и разбитый немцами обоз. Она шла по кустам, не выбирая тропинок. Наткнулась на свежую, с ровными краями яму с мутной водой на дне. Видать, это и есть воронка от снаряда или бомбы.
На бывшую обозную стоянку она набрела неожиданно. На поросшей березняком поляне валялись разбитые ящики, а среди них перевернутая пушка.
Здесь, видимо, давно хозяйничали, и не только дети. Раскисая под дождем, мокли рассыпанные макароны, белела втоптанная в землю ячневая крупа, всюду были разбросаны доски от ящиков, бумага, какие-то железные втулки, гвозди. Оружия, однако, не было видно.
Далеко под кустами, в самой чаще что-то чернело. Ядвися раздвинула мокрые сучья, онемела от знобящего ужаса: на земле, обхватив руками куст, лежал убитый. Жутко белел его вымытый дождем череп...
Ядвися бросилась убегать, потеряв по дороге узелок и винтовку. Возвращаться за ними не хватило духу. Кажется, даже если бы ее принудили силой, она не пошла бы теперь на то страшное место.
Неожиданно она выбралась на лесную просеку с давними выбоинами от колес. Лес тут был не таким глухим, как там, где лежал убитый. И она пошла медленно, приходя в себя после страшного потрясения.
За покатым пригорком в низине, метрах в двадцати от просеки, стоял грузовик с обгоревшими колесами. Ядвися прошла мимо, боясь взглянуть в ту сторону, где опять могла увидеть что-нибудь чудовищное. Затем, превозмогая страх, вернулась к грузовику.
От машины остался черный железный остов. Немного дальше, в ельнике, лежали белые небольшие цинковые ящики и длинный, как гроб, перетянутый железными полосами деревянный ящик. Перевернув цинковый ящик, Ядвися увидела оттопыренный уголок узкой металлической полоски, ухватилась за нее и потянула изо всей силы. Полоска медленно отрывалась.
Из ящика, из-под толстой промасленной бумаги, на нее глянули остренькие головки пуль и яркие глазки пистонов.
В этот раз находка поразила ее меньше, чем в тот раз, когда она нашла винтовку, Не торопясь наклонилась Ядвися над длинным ящиком.
Там лежало двенадцать винтовок, густо смазанных маслом.
Радости она уже не испытывала, просто ощутила хозяйскую озабоченность, как бы донести это богатство.
В поисках веревки она облазила ельник, наткнулась на пулемет с двумя ржавыми дисками, но веревки не нашла. Обнаружив на машине кусок недогоревшей мягкой проволоки, Ядвися связала ею винтовки. Потом оторвала от юбки пояс и потянула винтовки волоком. Отойдя километра два, вернулась за патронами и пулеметом. Так повторялось много раз в течение остатка дня и длинной осенней ночи. Не переставая лил дождь. Без отдыха, как муравей, тащила Ядвися оружие в Тишковку. Выбиваясь из сил, волокла поклажу, потом отдыхала и возвращалась назад.
Перед рассветом в двух километрах от Тишковки нашла подмытый водой берег и спрятала под ним винтовки и пулемет. Ящики с патронами припрятала под выворотнем, присыпав хвоей и мокрыми опавшими листьями. Чтобы запомнить место, она хотела сломить вершину ольхи, но на это уж не хватило сил. "Найду и так,— подумала она,— такое до самой смерти не забудется".
Дома ее встретила насмерть перепуганная Настя Туркова. Увидев измученное, исхудавшее лицо подруги и изорванную, вымазанную глиной одежду, схватилась за голову:
— А боже мой, где ты так вывалялась?
— Дай чего-нибудь перекусить: со вчерашнего дня во рту маковой росинки не было,— сказала Ядвися, снимая мокрую — хоть ее выкручивай — юбку.
Настя полезла в погреб за молоком. Когда она вернулась в хату, Ядя уже крепко спала, положив голову на стол.
20
Коршуков торопил Ядвисю. Он, казалось, обезумел от радости, узнав, что оружие есть.
— Теперь ты мне еще службу сослужишь,— говорил он, меряя длинными ногами хату,— Люди нужны.
— С тишковскими хлопцами поговорю,— пообещала Ядя.
Он замахал руками.
— Нет, мне таких не нужно. Мне таких, как я, на все готовых.
— А тогда я тебе и не буду нужна,— горько покивала головой Ядя.
Коршуков прикрикнул на нее, как бывало, когда она в чем-нибудь ему возражала. Раньше такое не нравилось, а теперь как маслом по сердцу: значит, Коршуков снова стал Коршуковым. 0на такого и любила.
— Ты вот что, Ядя, сходи на "Барвин перевоз" в лагерь. Тетка говорила, что там пленных отпускают, если заплатишь.
— Ладно уж, горе мое чубатое, сделаю.— И обняла за шею.— А теперь забудь обо всем. Пускай хоть один вечер, да будет моим, как до войны, когда ты из правления по огородам прибегал.
Назавтра Ядвися набрала в корзину хлеба, картошки, положила в карман завернутую в тряпочку золотую десятирублевку, которую берегла на зубы.