Остап Делендик приказал подросткам собрать листовки — выполнял приказ коменданта. Принесли их не так уж много, каждый хотел припрятать для себя. Делендик ругался, пугал, что полиция сожжет всю деревню, если найдет такой листок у кого-нибудь дома. Но люди привыкли к угрозам. На ругань старосты отвечали смехом, шутками.
Кому-то надо было отнести листовки в полицию. Делендик обещал записать добровольцу половину трудодня, но тащиться по грязи семь километров никто не хотел. Остап понес листовки сам.
Работа в поле шла ни шатко ни валко. Девушки и парни, разложив костер, пекли картошку. Старшие наперегонки тащили картошку домой — надсмотрщика не было, и каждый спешил использовать удобный случай. К вечеру, однако, две огромные кучи картошки лежали среди поля. Мужчины решили забуртовать их здесь.
Михась поехал за соломой с Игорем Красневским. Тот где-то пропадал весь день и только недавно пришел на поле.
— Слушай, Миша,— таинственно начал он,— одна бомба не разорвалась, давай отвезем ее ко мне во двор.
— С ума сошел! — ужаснулся Михась.
Но и самого Михася потянуло взглянуть на бомбу... Поехали напрямик по полю к Савкиному хутору.
Из земли торчал зеленый погнутый стабилизатор. Ухватившись за него, они вытащили бомбу наверх. Она лежала длинная, зеленовато-серая и совсем не страшная. Игорь хотел положить бомбу на телегу, но Михась его отговорил.
Возвращаясь, Михась встретил Остапа Делендика. Он кривобоко, как воробей, перескакивая через лужи, шагал по полю. Увидев Михася, остановился.
Шли рядом. Старый ленивый конь медленно тянул телегу. Надоедливо скрипело заднее колесо — Лямза забыл смазать ось. Так же скрипуче и нудно Остап Делендик рассказывал о своей встрече и беседе с бургомистром. Михась слушал рассеянно, думая над тем, как легко люди меняют свои взгляды. Еще недавно Делендик посмеивался над собой, а теперь уж поверил, что он действительно начальник и наводит какие-то порядки. С обидой вспоминал, как Делендик кричал на него, когда пили водку:
— А я тебе скажу, Ланкевич, что немцы и сами поняли: дальше так продолжаться не может.
"О чем он говорит? — подумал Ланкевич и уже более внимательно прислушивался к тому, о чем толкует староста.
— Бургомистр Сташевский, я тебе, Ланкевич, скажу, человек не глупый. Я ему с ходу: так, мол, и так, значит, до каких пор мужик терпеть будет — берут, кому вздумается и что вздумается. А он меня сразу с копыт одним махом сбил. "В ту войну,— спрашивает,— воевал?" — "Воевал, конечно".— "А когда голодным был, где ты харч брал? Ага, у мужика. Почему же ты хочешь, чтобы немец оказался лучше тебя?" Слушай же, что он потом говорил. "Немцы, говорит, порядок наводят. Приказали никаких продуктов солдатам не давать. Кто будет брать без разрешения коменданта, тот мародер. Таких надо задерживать и передавать коменданту". Вот, брат, как обернулось. Мы думали, что грабят с разрешения начальства, а оно вовсе тут ни при чем. Управа нам твердый план определила. Сдадим хлеб, картошку, и никаких там немцев не знаем. А то черт знает, что творилось.
— Что вы, дядя, поделаете, брали и брать будут.
Делендик вытащил из-за пазухи бумагу, помахал ею перед носом.
— Вот она, грамота. Тут все прописано: и кому сдавать, и что сдавать. Остальных я и знать не хочу.
Поле окутали серые, неприветливые сумерки. Моросил мелкий дождик. Было зябко, сыро. Женщины докапывали последние борозды картошки. Мужчины укутывали ее соломой. Все торопились разойтись по домам.
Гул моторов оторвал людей от работы. Две большие машины, крытые брезентом, медленно одолевали сельское бездорожье. У разрушенного мостика они остановились, потом свернули в поле, прорезая тяжелыми колесами глубокий след в зеленой траве.
Машины остановились у межи. Долговязый, сгорбленный немец вылез из кабины.
— Ком, ком,— поманил он пальцем людей.
— Чего их принесло? — удивился Делендик и первым подошел к немцу.
За Делендиком опасливо последовали несколько любопытных женщин. Пошел и Михась.
Придерживая рукой край плаща, немец зашагал навстречу.
— Кто ест старост?
— Я...
Немец достал пачку сигарет. На ней — коричневый верблюд под ярко-зеленой пальмой.
— Тебе...
Остап держал сигареты в руке, не зная, что с ними делать.
— О, ис гут, харош махорка,— усмехнулся немец и кому-то помахал рукой.
Широколицый в зеленой каске солдат принес бутылку с длинным горлышком, подал Делендику.