На скамейке лежала гармонь. "Странное соседство",— подумал Михась.
— Зачем винтовку портите? — спросил Михась.
— А не знаешь? Обрез будет. Запихнул под полу, и не видно, — ответил Микола.
Лямза сел на скамейку, поглядывая, как хлопцы пилят железо.
Тонкая пилка скрежетала. Из-под нее сыпались на пол железные опилки.
— Слушай, Миша, а бомба на огне взорвется? — спросил Лямза.
— Наверно, взорвется,— ответил Михась.— А почему спрашиваешь?
— Мы ту бомбу из Савкиного двора сюда притащили. Хотим ее взорвать.
И вдруг Михась подумал: а что, если взорвать мост через речку? Тогда немцы в деревню больше не приедут. Товарищи его поддержали.
Бомбу несли по очереди. Парни как быстро загорелись, так быстро и остыли. По дороге к мосту они переругивались между собой: на черта такая самодеятельность, если никто не знает, взорвется ли бомба? Игорь Красневский побаивался, хотя старался держаться смело и независимо.
У реки тревожно шумели лозы. Под размытым берегом угрюмо хлюпала вода.
За горой, над городом, изредка вспыхивали ракеты, их тусклый синеватый свет далеким отблеском грозы долетал сюда, в низину.
Михась забрался под мост и приладил бомбу. Парни натаскали валежника и сложили в большую кучу. Микола зажигал спичку за спичкой, но хворост не загорался. Михась вытряхивал карманы, ища хоть какой-нибудь бумажки,— пусто. Тогда Лешка Лямза вытащил из-за пазухи наган, достал патрон, зубами вытащил пулю. Порох высыпали на клочок коры, обложили более сухими веточками. Микола поднес спичку, порох вспыхнул ярким клубком огня, сразу охватившего ветки.
Костер разгорался. Они отошли в лесок. Красные отблески отражались в воде; казалось, река, набегая на огонь, загорается мятущимся, дрожащим пламенем. Бомбы не было видно, потом она появилась, почерневшая от огня и страшная, как смерть.
— Говорил же я вам, надо больше хвороста,— разозлился Лешка.— Пойдем добавим.
Он поднялся. Огонь и грохот взрыва снова уложили его на землю. Настала тьма, хоть глаз выколи. Пахло порохом, дымом и сырой землей. В воду с гулкими всплесками падали обломки моста.
Возвращались полем. На огородах за деревней простились, наказав друг другу крепко держать язык за зубами. Михась почему-то не верил, что хлопцы сдержат слово. Ему и самому хотелось рассказать кому-нибудь о загадочном взрыве.
Деревня уже спала. И Михась даже разозлился, что никто, наверно, не слышал взрыва. Было бы приятно встретить кого-нибудь на улице и вместе удивляться ночному взрыву, хорошо зная, что он означает.
Придя домой, он несколько минут постоял в сенях, потом решительно открыл дверь в хату.
На печи заворчала мать, но сегодня Михась на ее ворчание не обиделся.
— Осторожнее, там человек лежит,— предупредила мать.
Он удивился. Какой человек? Может, Тышкевич? Михась торопливо зажег лампу и долго всматривался в ничем не приметное лицо незнакомого человека.
— Кто он?
— Говорит, сапожник. Вот тебе башмаки починил. Теперь как новые.
— Откуда он появился?
— В Ригу, говорит, идет. Латыш. Карл Эрнестович зовется.
Михась еще раз взглянул на спящего человека, но разве по лицу незнакомца поймешь, кого принесла война в их хату.
24
Сапожник прижился в хате Михася. Нашлась для него и работа: сначала ремонтировал обувь хозяевам, потом и соседям. Сапожников не было, а Карл Эрнестович брал за работу недорого.
Изредка сапожник отлучался из дому. Исчезал на день-другой, потом неожиданно появлялся и, словно выходил из дому на минуту, молча принимался за работу.
Михась сперва присматривался к сапожнику, ожидая какого-нибудь сюрприза, но потом перестал обращать на него внимание. Человек как человек. Мешковатый, какой-то ко всему безразличный и, по-видимому, недалекий.
Мать иногда шутила:
— Оженим тебя, Карла, посмотришь, оженим. Вдов теперь хоть отбавляй.
Сапожник застенчиво улыбался и, не поднимая от верстака глаз, просил:
— Подождите, хозяюшка, немного подзаработаю, тогда уж будем думать о свадьбе.
Михась, как только начинался разговор о Карловой женитьбе, убегал из дому. Возмущался: с такими, как этот сапожник, немца не выгонишь.
По деревне полз неуверенный слух об их ночном походе с бомбой. Михась волновался, злился: кто все же сболтнул? Хлопцы клялись, что не они. Тайны раскрывались сами собой. Это сперва Михася возмущало, потом он по-настоящему испугался.
Однажды, когда мать куда-то вышла, а Михась остался с Карлом Эрнестовичем, тот, отложив в сторону молоток, ожег парня неожиданным вопросом: