— А я думал, вы не просто Тышкевич, а нечто большее. Ну, в таком случае простите...
В словах Кацуры чувствовалась горечь, обида, словно Тышкевич его подвел.
— Дорогой Леонид Петрович, смешной вы человек. Собрали людей, как бывало до войны, и что-то хотите услышать. А время теперь суровое. Такие сборища опасны, и в первую очередь для вас. Меня схватят — полбеды...
— А если нас — так и вовсе не беда, — басом поддержал его Малаховский. — Теперь смерть на каждом шагу подстерегает. Вы, может, за фронт шли?
— Хотелось бы, — откликнулся Тышкевич.
— Значит, вы один? — ребром поставил вопрос Кацура, пристально глядя на Тышкевича.
— Может, и не один был, — ответил Тышкевич.
— Нехорошо, — вмешался в разговор волжанин. — Ходить вокруг да около до утра можно. Я вас не знаю, а не побоялся, пришел, потому что верю: коммунист коммуниста поймет. Ты, Петрович, скажи товарищу, кто мы и чего от него хотим. Скрываться нелепо. Оно, конечно, опасно, но мы тут свои.
Наступила минута растерянности, когда каждый решался на тот последний шаг перед признанием. Первым заговорил Кацура:
— Люди, которых вы видите, Иван Анисимович, члены нашей подпольной организации. Их у нас много, есть и оружие, и радио есть. Надоело нам заниматься разговорами, ждать прихода наших и ничего не делать. Вот и думалось, что вы поможете с партизанами связаться. Когда вы были без сознания, часто о партизанах говорили. Потому я и собрал людей. Мне одному могли не поверить.
— Как там на фронте? — не удержался Тышкевич.
— Об этом потом. Под Москвой бои.
— Что вам можно сказать? Что я один — не солгал. Но и у меня есть друзья. Только, честно говоря, где они — не знаю. Думаю, вы сами партизаны. В полном смысле слова. И задачи знаете: надо бить немцев, рвать их коммуникации!..
С места весело вскочил Блажевич.
— А я что говорил? Слишком уж осторожны.
Кацура приказал Блажевичу сесть.
— Ты, Толя, послушай старших... Тут, Иван Анисимович, мы спорили. Блажевич и Варачкин, — Кацура показал на волжанина, — надумали эшелон взорвать. А я против. Немцы могут людей перестрелять, и организация наша пропадет. Вот тут и выбирай.
— Революция без крови не бывает,— проговорил Варачкин и умолк.
— В таком случае, товарищи, давайте по порядку,— сказал Тышкевич и перешел к столу.
Он сел на свободный стул у самого края стола и словно взял на себя председательство.
— Прошу вас, Леонид Петрович. Кажется, вы здесь за главнокомандующего.
.............................................................................................................................................................................................
Железная дорога охранялась плохо. Аркадий Дайка подвел подрывников к самому полотну. Варачкин, Блажевич и еще кто-то, неизвестный Тышкевичу, взобрались на насыпь. Было слышно, как они шуршат саперной лопатой о песок.
Снаряд лежал в кустах. Неподалеку залегли люди. Днем Тышкевич побывал в овине на дальнем хуторе, где Блажевич и Варачкин что-то мудрили у снаряда. Из всех объяснений Тышкевич понял только одно: парни сделали какое-то хитрое приспособление, которым снаряд будет взорван на железной дороге. И он обрадовался, словно увидел очень важное изобретение. Теперь он начинал волноваться: а вдруг снаряд не взорвется?
Варачкин и Блажевич вернулись за снарядом и осторожно поволокли его к насыпи. Снова зашуршал песок, потом все стихло, и Тышкевич увидел две сгорбленные тени, быстро шагавшие к ним.
— Чего вы там возились? — глухо спросил Малаховский.
— Ушко, холера ему в бок, не мог приладить, — спокойно ответил Блажевич.
— Шнура хватит?
— Хватит.
Они стали отползать к ручейку. Залегли в лозняке.
Волновались. Дождь то утихал, то снова шуршал в кустах. Было холодно, сыро. Втягивали головы в воротники, дули на озябшие руки, чтоб согреться. Хотелось курить.
Тышкевич вспоминал свою первую засаду на шоссе. Все как бы повторялось, и было страшно, что и эта пройдет неудачно.
За пригорком вспыхнула ракета, и стало видно, как быстро пробежали черные тени. Потом невдалеке послышались голоса. Бубнили двое. Тышкевич присмотрелся и увидел, что по насыпи идут люди. "Ну вот и все. Пропала наша работа", — подумал он.
Немцы разговаривали тихо. Слов нельзя было разобрать. Изредка в их руках поблескивал фонарик и тут же угасал, будто его тушил ветер.
Немцы миновали место, где лежал снаряд, ничего не заметив. За поворотом вспыхнула еще одна ракета, и Тышкевич услышал легкий гул. Откуда-то с востока шел поезд.
Он появился неожиданно.