— Что это? — удивился Чабановский.
Хозяин, вогнав топор в еловый чурбан, рассудительно ответил:
— По всему видать, наши идут. Надо было бы скот в лес угнать. Ежели разгорится бой, то и тут не усидишь.
Его спокойный, уверенный голос сразу развеял сомнения. "Боже, как все обычно. А я все думал, как это произойдет",— мелькнуло в голове Чабановского.
— Станислав Титович, пошли в хату,— приказал он Коршукову.
На коротком совещании было решено идти на помощь армии, ведущей бой за Глинище. Пока собирались, бой затих.
Никто не знал, выбиты ли немцы из Глинища или нет. Но все же решили идти туда.
Из-за леса поднималась красная щербатая луна, окруженная морозным сиянием. Дул резкий, холодный ветер, и мороз, казалось, усиливался.
Над Глинищем изредка вспыхивали ракеты. Их яркий свет словно раздвигал тусклую небесную синеву.
Коршуков собрался идти в разведку. Чабановский не стал возражать — Коршукова не отговоришь. Остальные залегли в снег. Ждать пришлось долго. Казалось, Коршуков уже никогда не вернется. Идти ему навстречу было рискованно. Замерзшие руки уже едва держали оружие.
Наконец он пришел.
Опустился на заснеженную землю, схватил горсть снега, вытер лицо.
— Побили их,— хрипло сказал он,— говорят, человек тридцать. _
— Что они, с неба свалились?
— Говорят, лыжники прорвались, а из города подкрепление подкинули. Ну их и окружили... Немцев битых тоже много.
— Вот тебе и ответ на наш разговор,— напомнил Чабановский.— Что ж будем делать?
— Я так предполагаю, что лыжники — разведка, а главные силы где-то километрах в двадцати отсюда. А может, и ближе. Надо идти навстречу.
Гулял по полю ветер, гнал сухой колючий снег. И на вемлю равнодушно глядела старая щербатая луна.
37
Ударные армии, выйдя на белорусское Поддвинье, потеряли наступательную силу. На лесных заснеженных дорогах застряли тылы. Нарушились снабжение и связь. Лыжные батальоны, разведка, конница, пехотные подразделения глубоко вклинились во вражеский тыл, на многие километры оторвавшись от основных частей. А за их спиной еще держались немецкие гарнизоны, с которыми велись жестокие кровопролитные бои.
Между тем немецкое командование стремилось остановить наступление советских войск хотя бы на главных магистралях. Танковый корпус оседлал оба шоссе: на Смоленск и Сурож. Над советскими войсками, наступающими между этими дорогами, нависла угроза попасть в ловушку, и они медленно переходили к обороне.
В расположение одного из передовых лыжных батальонов и вывел Тышкевич свой отряд. Батальон размещался в Малых Луках — селе на берегу болотистой речки.
На опушке леса партизан задержал дозор. Неожиданно из-под елки поднялся человек в белом маскхалате и приказал:
— Один ко мне, остальным оставаться на месте. Да не дурить.
Тышкевич, превозмогая волнение, подошел. Красноармеец был невысокий, коренастый, курносый. Он стоял, широко расставив ноги, молодцевато держа автомат.
— Кто вы и откуда? — спросил он, стараясь придать строгость своему голосу.
Тышкевич смотрел на него и улыбался. Ему хотелось обнять этого курносого парня, который с такой серьезностью нееет службу.
— Секретарь Поддвинского райкома,— доложил он.
— Партизаны, значит. Придется подождать.— Он окликнул кого-то: — Лаврентьев, передай там, что партизаны в районе поста задержаны,— И уж совсем по-свойски спросил: — Ну, как он тут у вас — лютует?
— Лютует,— ответил Тышкевич.
— Одним словом, фашист,— уточнил часовой.— Ну, теперь уж недолго ему топтать нашу землю.
В деревню их пропустили только минут через сорок. Усатый старшина, разместив партизан в двух крайних хатах, попросил Тышкевича немного позже зайти к командиру батальона.
Три первых дня партизаны привыкали к тихой жизни. Мылись в бане, отогревались в теплых хатах, много ели, еще больше спали. Тышкевич держал связь с батальоном. Командир батальона подполковник Черемисов сообщил штабу о Тышкевиче и его отряде.
— А вы, дорогой Иван Анисимович, напрасно волнуетесь,— говорил он, поглаживая редкие рыжеватые волосы.— Отдыхайте, набирайтесь сил. Не будет других указаний, заберу вас с собой. Нашему батальону еще придется по тылам рыскать. Ну, а вы с этой тактикой хорошо познакомились. Так что за милую душу зачислю вас в свой батальон.
Но рыскать по немецким тылам батальону не довелось: пришел приказ отойти. Подполковник посоветовал Тышкевичу пока оставаться в Малых Луках, вероятно надеясь, что эту деревню займет какая-нибудь другая часть.