Выбрать главу

Со стороны леса уже протянулись на землю густые и хо­лодные тени, похожие на пики. Казалось, они вот-вот под­нимутся с земли, пронзят его грудь. Из лесу веяло прохладой и сыростью. Коршуков отвернулся, ища глазами пристани­ща. Перед ним лениво плескалось озеро. В небе тускло светил щербатый месяц. Он был едва виден в лучах солнца, как далекий след на свежем снегу. Но он что-то напоминал. Что? Ага, как раз и тогда всходил месяц и так же, как теперь, три огненных столба пронзали тучу... Коршукова везли сватать......Женился Коршуков не по любви, а с горя. В один год умерли отец, мать и старшая сестра — первая работница в поле и дома. Станиславу тогда было неполных шестнадцать лет. А хозяйство, что ни говори, исправное: коровы, конь, овечки, куры, утки. Зимой еще помогала тетка, а весной при­стала не на шутку — женись, и весь разговор. Станислав запечалился, стыдился — какой он жених.

Но и другого выхода не было. Одному с хозяйством не управиться.

— Ладно, жените, — сказал он и покраснел.

Тетка обрадовалась:

— На этой неделе и обкрутим. Сам знаешь, людям теперь не до свадеб — сеять надо.

— Поступайте, как знаете, — согласился Коршуков.

Вечером он долго думал о своей женитьбе, старался пред­ставить себе жену и не мог. В голову лезла всякая чушь.

Назавтра он сказал тетке:

— Уж если жениться, так посылайте сватов к Мазовецким.

Тетка застонала, отмахивалась руками, словно отгоняла пчел.

— Совсем рехнулся хлопец. Кто за тебя отдаст Агнеску? Она ведь богачка, да к тому же еще совсем дитя. Тебе, Ста­сик, хозяйка нужна, чтобы работать могла, а не с куклами играть. Я тебе сама жену подыщу...

Теперь Станиславу было все равно, кого приведут ему в дом. А тетка нашла девушку из пригородных мещан — какую-то свою дальнюю родственницу.

...Тогда она была высокая — на голову выше Коршуно­ва — девка, здоровая, с карими, навыкате глазами. Коршу­нов ее боялся. Альбина почему-то все хмурила рыжеватые брови, кричала на него, как на мальчишку. Да он тогда и был мальчишкой.

Мужчины грубо посмеивались над ним, предлагали свою помощь. Коршуков отмалчивался, замыкался в себе, старал­ся не бывать на людях. Тянул опротивевшую лямку усерд­ного хозяина. С ним никто, понятно, не считался. В деревне все решали с Альбиной.

Через четыре года немилой, надоевшей жизни Коршукова призвали в Красную Армию. Альбина всю ночь проплакала на его груди, но Станислав знал, что она жалеет его работя­щие руки. В армию он шел с радостью.

Полтора года пролетели, как добрый сон. Надо было воз­вращаться домой. Коршуков подумал, подумал и остался на сверхсрочную.

Еще один год пролетел незаметно, а потом как снег на голову свалилась Альбина со своим двоюродным братом Ва­силем Сухаревским. Альбина плакала, слюнявила платок, упрашивала Коршукова вернуться домой. Сухаревский тем временем обивал пороги начальства.

Они добились своего. Обратно ехали втроем. Коршуков исподлобья следил за женой. Она, кажется, раздобрела и словно помолодела, но была все такой же — чужой ему и далекой.

Сухаревский советовал домой не возвращаться. Что там делать, если, по всему видать, скоро начнут создавать кол­хозы. Коршуков не возражал, не упрямился.

Он устроился на инструментальной фабрике. Работал как вол, по двенадцать часов в сутки не выходя из цеха. Как ударнику, ему дали квартиру. Альбина стала горожанкой. Говорила по-городскому, читала старые истрепанные рома­ны, ухаживала за четырьмя пушистыми кошками. Детей у нее не было.

В числе двадцатипятитысячников зимою тридцатого года Коршуков поехал в деревню, домой. Альбина осталась в го­роде. Пути их медленно расходились, и никто не жалел об этом, Коршукову просто не хватало времени думать о жене. Работал он тогда в МТС.

Однажды — это было в разгар жатвы — его вызвали в райком. Заседание затянулось, и он решил переночевать у Альбины.

Она открыла ему дверь и растерянно отступила. Из спальни вдруг долетел басовитый мужской голос: "Аля, кто там? Не за мной ли?"

Коршуков опешил, посмотрел на жену с изумлением. Этого он не ожидал. Захотелось увидеть того чудака, что по­гнался за этой перезревшей кралей. Рывком открыл дверь. На кровати с газетой в руках лежал толстый лысоватый че­ловек. "Где я его видел?" — подумал Коршуков.

Альбина вошла следом, взяла со стола папиросу. Руки у нее дрожали. "Чего боится? — удивился Коршуков. — Я разве против. Пусть живут".

— Ага, понятно, — сказал лысоватый. Челюсть у него отвисла, словно сразу отяжелела. — Надеюсь, как культур­ные люди, мы поговорим без всяких эксцессов.