— Смотри, будет вам операция... Ты вот что, понаблюдай за ней...
— Ладно...
— Чуть что... Ну, сам знаешь. А ночью сводишь меня к окруженцам.
17
С востока, от деревни Высочаны, оттуда, где ковш Большой Медведицы рассыпал над лесом яркие звезды, долетал на поляну гул самолета. Над поляной висела печальная тишина, которая изредка прерывалась едва слышным шепотом листьев.
Самолет словно повис над лесом. Замерли на миг моторы и снова загудели торжественно и весело. Из-под березы, разрезая черную тьму ночи, блеснул огонек и погас. Снова замерли в небе моторы, будто самолет вошел в пике, а потом его гул послышался далеко за лесом.
Ковш Большой Медведицы вдруг исчез, покрылся серой тенью. Она росла, округлялась и быстро-быстро падала на землю, на лес.
Под березой мелькнула фигура и скрылась в лесу. Потрескивала под ногами хвоя. Снова яркий пучок лучей, скользя по деревьям, выхватил из черноты обросший мхом сук, похожий на привидение: длинная косматая рука с множеством пальцев тянулась к огню.
— Помогите скорей, зацепился.
— Сейчас. Где вы? Не вижу!
— Тут, — голос долетал сверху.
— Ага, увидела. Отцепляйтесь. Тут низко, метра два, не больше.
Ноги человека болтались в воздухе между тремя елками. Сам человек висел на стропах, пытаясь отцепить лямки. Потом упал на мох — не удержался на ногах.
— Придется лезть на елку, — сказал он, поднявшись, — Не бросать же его здесь.
— Надо отцепить. Я уж думала, не прилетите. Пятую ночь караулю...
— Не удавалось.
Человек отцепил парашют, собрал его и стал копать яму под сосной.
— Ну, рассказывай, Людмила, как тут?
Людмила Герасименя, помолчав, сказала:
— Сначала, товарищ майор, хотелось бы вас послушать.
— Война, Людмилка, всенародная война идет, воевать со всей Европой надо. На Запад надеяться нечего. Франция деморализована. Англия сама ждет десанта, хотя бояться ей нечего: немцы у нас засели.
— А в Москве как? Спокойно?
— Как тебе сказать... Пока спокойно. Осторожные понемногу выезжают, хотя команды не было. Новостей хороших мало. В городе была?
— Всего один раз. Здесь пятьдесят вторая армия на переформировании. На аэродроме два авиаполка. Один дальнего действия, другой ближнего. Армия, вероятно, скоро выступит. Останется гарнизон. Небольшой. Начальство понемногу подбирается.
— Черт с ними! Комиссариат где?
— На Никольской горке, в церкви.
— Не интересовалась, как там?
— Интересовалась. Очень строго.
— А все же, товарищ Герасименя, придется туда пробираться. Как с языком? Пробовала разговаривать?
— Пробовала.
— Это хорошо. Пристроиться тебе в комиссариате вот как необходимо! Комиссариат — это ключ ко всем учреждениям. В крайнем случае на комендатуру нацеливайся. На меньшее не стоит тратить сил.
— Почему в комендатуру?
Майор закопал парашют, замаскировал место.
— Почему в комендатуру? Шпионами и разными провокациями полиция будет заниматься, а она подчинена комиссариату. Без нее и армия не обойдется.
— Страшно там.
— Придется привыкнуть. Пошли. Груз искать. К утру надо найти. Рация там.
На деревья легла роса. По низинам, заросшим ольхой, стлался теплый туман. Ходить было трудно, словно с завязанными глазами. Оттого потратили много времени, пока нашли багаж. На востоке, за деревьями, уже розовело небо. Просыпались птицы, и их песни оживили мертвую тишину,
— Дома не будут волноваться?
— Нет, привыкли, хоть и не знают, куда хожу.
— Подозрения никто не вызывает?
— Нет, хотя тут случилось...
— Что? Рассказывай.
— Данила Сапун, наш деревенский, однажды прибежал ко мне. К нему зашел окруженец, сержант, просил посоветовать, как найти доктора. У них капитан-танкист раненый лежит в лесу... Вот я и сходила в лес, операцию сделала.
— Неосторожно, Людмила. Этот Данила что за человек?
— Служил в милиции. Потом женился у нас, осел. Хороший человек... Только, кажется, он стал за мной следить.
— Совсем плохо.
Майор задумался. Потом решительно сказал:
— Ситуация интересная. Ты как считаешь? Интересная? Самый раз тебе в город перебираться.
— Я за родителей беспокоюсь. Узнают люди, что у немцев служу, возненавидят их.
— За родителей не тревожься. Что-нибудь придумаем. Главное, тебе устроиться надо. А потом и мне. И вот что, Сергея Павловича нет. Я Ланге. Карл Эрнестович Ланге.
18
С прошлым было покончено. А что ждет в будущем? Сухаревский дочитал приказ коменданта, зябко повел плечами, оглянулся.