Понятно, он, Витинг, с радостью отдал бы свою жизнь во имя великой Германии, но не одни только солдаты решают судьбу войн: он гордился и радовался, что ему доверили миссию, которая всегда увлекала его, — обживать завоеванные земли,
Небольшой городок, пустынный и чистый, словно его специально убрали в честь приезда Отто Витинга, купался в солнечных лучах. Редкие прохожие с любопытством смотрели на шикарную штабную машину, и это наполняло Витинга гордостью и за себя и ва свой фатерлянд.
Перед штабом машина остановилась. Шофер открыл дверцу, и сразу же появился дежурный.
— Вас ждут,— сказал он.— Второй этаж, по коридору направо, пятая дверь. Генерал Зимеринг.
Отто Витинг поблагодарил. Сохраняя военную выправку, он пошел по дорожке, посыпанной свежим желтым песком. Перед крыльцом на миг остановился, снял фуражку, тщательно вытер платком широкий лоб, шею и только потом нырнул в мрачноватый вестибюль.
Генерал Зимеринг встретил его радушно, стоя посреди длинной комнаты с наглухо закрытыми окнами. Витинг поздоровался, как и положено, по субординации. Дружба дружбой, а дисциплина прежде всего! Зимеринг, кажется, оценил это. Ради приличия спросил о фрау Витинг. (Слава богу, все хорошо, хотя, понятно, беспокоится.) Потом, неслышно ступая длинными ногами в сапогах на высоких каблуках, подошел к столу, жестом предложил Витингу сесть.
Оба сели, глядя друг на друга с тем интересом, который испытывают после разлуки.
Оба находили друг в друге заметные перемены. Витинг потолстел, раздался и теперь казался более грузным. Зимеринг был подтянут, строг, хотя в уголках рта блуждала улыбка.
— Мне очень приятно, Отто, что придется работать вместе,— начал генерал, все еще дружелюбно улыбаясь.
Витинг склонил голову. Ему тоже приятно. Он знал, о чем идет речь, хотя не представлял, какую должность нашли для него в штабе.
Зимеринг встал, отдернул белую занавеску, под которой на стене висела карта.
— Подойди, Отто.— А когда Витинг подошел, продолжал: — Вот этот район будет захвачен через два-три дня. По плану, представленному фюреру рейхслейтером Розенбергом, район будет входить в рейхскомиссариат, который будет ведать землями примерно в границах нынешней Белоруссии. Мы выделяем эти земли в особый округ — он будет иметь первостепенное значение для нашей армии и Германской империи. Ты, Отто, назначен главным комиссаром Поддвинского округа. Поздравляю тебя, дорогой, с почетной должностью. Округ богат, а город, в котором тебе придется жить, довольно приличен, насколько вообще могут быть приличными полуазиатские города. В конце концов многое зависит от тебя. Нет, нет, никакого строительства, улучшения. Все останется, как было. Но порядок надо наводить немедленно.
Отто Витинг поблагодарил.
Должность и размеры территории, поступавшей в его полное и нераздельное распоряжение, вызывали восторг. В рейхе о такой должности можно было мечтать лет в пятьдесят, а то и позже. Это, безусловно, так: войны — попутный ветер карьеры, его карьеры. Санта-Клаус принес счастье...
— В отеле тебе оставлено место. Вечером прошу ко мне. Вспомним, Отто, былое. А теперь иди вниз. Там тебя познакомят с инструкциями и справочниками по твоему округу. Через три дня ты должен быть при штабе своей армии.
Витинг вышел в бодром настроении. Оно не покидало его все дни в этом чистеньком городке и потом, когда Витинг находился при штабе армии, официально руководя хозяйственной командой.
5
На опушке, где широкая, хорошо наезженная дорога разбегалась в трех направлениях, беженцев останавливал рыжий худощавый капитан в новенькой форме. Насмешливо поглядывая на растерянных людей, он неохотно отвечал на все их вопросы.
— Возвращайтесь обратно... Я тут ни при чем.
Толпа испуганно шарахнулась назад, растеклась па полю, сплошь заросшему кустами. Михась Ланкевич пытался спорить, доказывая, что приказ неразумный. Люди не хотят оставаться в оккупации. Чего же их заставляют идти в город, который вот-вот будет захвачен фашистами?
Капитан озирался по сторонам, потом, неожиданно для Михася, стал вынимать из кобуры пистолет. Молодая светловолосая женщина, схватив Михася за рукав, потащила его за собой. Испуганный и растерянный Михась, не сопротивляясь, пошел следом за ней.
Остановились они в неглубоком рву, у родника. Женщина, став на колени, напилась, потом, зачерпнув пригоршнями воды, обрызгала лицо.
— Холодная какая, аж зубы ломит...— сказала она, развязывая платок.