— Не думаю, чтобы она была сломана, — сказал он. — Вероятно, вывих. Но тебе придется лежать день-два.
Я сердито отрезал:
— Звучит прекрасно.
— Вернемся к хижине. Я тебе помогу.
Снова пошел дождь, на этот раз проливной. Мое желание гневно отказаться от помощи утонуло. Генри поднял меня на спину. Это было кошмарное путешествие. Он с трудом обрел равновесие: вероятно, я оказался тяжелее, чем он предполагал. Ему часто приходилось опускать меня, чтобы передохнуть. Было абсолютно темно. Каждый раз, как он опускал меня, боль пронзала мою ногу. Я уже начал думать, что он ошибся направлением и пропустил во тьме хижину — это было совсем нетрудно.
Но, наконец, она показалась в ночи, и дверь открылась, когда он поднял щеколду. Послышался шум — должно быть, крысы. Генри сделал еще несколько шагов и со вздохом изнеможения опустил меня. Ощупью он отыскал в углу груду соломы, и я прополз туда. Нога у меня болела, я промок и чувствовал себя несчастным. К тому же мы за прошлые сутки спали лишь несколько часов. Но все же прошло немало времени, прежде чем я уснул.
Когда я проснулся, был день. Дождь прекратился. В окошке без стекол виднелось голубое утреннее небо. В хижине оказались только скамья и тростниковый стол. На стене висел котел и несколько глиняных кружек. Был еще очаг с грудой дров и куча соломы, на которой мы лежали. Я позвал Генри, потом еще раз. Ответа не было. Я подтянулся, морщась от боли, и пополз к двери, держась за стену.
Генри не было видно. Тут я заметил, что нет и моего мешка там, где я уронил его ночью.
Я вполз обратно и сел у стены. Первые горизонтальные лучи солнца грели меня, пока я обдумывал ситуацию. Генри — и это казалось очевидным — бросил меня и забрал с собой всю пищу. Оставил беспомощного и голодного. Я не мог рассуждать логично. И меня охватил гнев. Но он, по крайней мере, помог мне забыть боль в ноге и ноющую пустоту в желудке.
Даже когда я успокоился и стал способен рассуждать здраво, это не улучшило моего положения. От ближайшего жилища я находился в нескольких милях. Предположим, что я сумею проползти это расстояние, хотя, казалось, это было невозможно. Или кто-нибудь — пастух, скорее всего, — пройдет на таком расстоянии, что услышит мой крик. Ито, и другое означало позорное возвращение в Вертон. А также жалкий и унизительный конец путешествия. Мне стало жаль себя.
Мне было совсем худо, когда я услышал, как кто-то подходит к хижине. Чуть позже послышался голос Генри:
— Где ты, Уилл?
Я ответил, и он подошел. Я сказал:
— Я подумал, ты убежал. Ты взял мешок?
— Конечно, мне нужно было нести в нем.
— Что нести?
— Ты сможешь двигаться только через несколько дней. Я подумал, что стоит позаботиться о продуктах.
Он открыл мешок и показал мне буханку, кусок холодного жареного мяса и пирог.
— Раздобыл на ферме ниже по холму. Окно кладовки было открыто. Не очень большое окно — я думал, что застряну.
Я чувствовал огромное облегчение, но в то же время и недовольство. Он смотрел на меня, улыбаясь, ожидая похвалы за свою находчивость. Я сухо спросил:
— А где пища, которая была в мешке? Генри удивленно взглянул на меня.
— Я ее сложил на полке. Разве ты не видел? Конечно, я не видел, потому что не смотрел. Прошло три дня, прежде чем я смог продолжать путь. Мы оставались в хижине, и Генри дважды отправлялся в долину за продуктами. У меня было достаточно времени для размышлений. Генри, правда, поднял ложную тревогу из-за овец, но только потому, что у него острый слух: я мог обмануться точно так же. Это я настаивал на передвижении по ночам. И теперь я зависел от него. Опасения оставались — конечно, нелегко преодолеть нашу враждебность, но теперь я не видел возможности бросить его до того, как мы доберемся до Рамни. В конце концов, я рассказал ему все — куда я направляюсь, что узнал от Озимандиаса. Он сказал:
— Я как раз из-за надевания шапок и хотел уйти. Конечно, я ничего не знал, просто подумал, что можно спрятаться на время.
Я вспомнил, как Озимандиас спрашивал у меня, захочет ли кто-нибудь еще уйти на юг, вспомнил свой ответ. Сунул руку за подкладку.
— Это карта, — сказал я.
Глава 4
Бинпол
Мы пришли в Рамни ранним вечером. День попеременно был то солнечным, то дождливым. Мы промокли, устали, у меня болела нога. Никто не обратил на нас внимания. Конечно, это был город, а в городе люди не узнают сразу пришельца, как это бывает в деревне. К тому же это был порт — тут часто менялись люди. На нас возбуждающе подействовал блеск моря в конце длинной улицы, люди в синих робах, сосущие трубки, и несколько медлительных морских чаек. И запахи: табака, смолы, пряностей, запах самого моря.