Ранней весной, перед концом отпуска, я сел в поезд и поехал в Ричмонд, где километрах в десяти от предместья, вдали от автострады, жил мой старый учитель, профессор психологии Гэдшилл, гордость канадской науки. Я сообщил ему письмом о своем прибытии и ранним апрельским утром очутился в маленьком домике профессора.
Сидя в тесном тростниковом креслице, я рассказывал о своих приключениях. Профессор уже слышал о них. Шаг за шагом, час за часом я рассказал ему все. Я кончил и, внутренне сжавшись, ждал его ответа.
— Хочешь услышать мое мнение? — тихо спросил он. — Но сначала скажи, что ты сам об этом думаешь?
— Думаю, что все это было на самом деле, — упрямо сказал я, глядя на свои руки, сцепленные на колене.
— Разумеется. Но ты пробовал как-то все упорядочить, понять смысл происшедшего?
— Да. Я много читал… Искал в книгах… говорил со специалистами и о механизме некоторых явлений догадываюсь… Во всяком случае, о физическом механизме. Только в определенных условиях, таких, как земные, течение времени является равномерным и односторонним. Изменения сил притяжения могут его либо ускорить, либо замедлить. Возможно, для тех существ время то же, что для нас пространство… Они могут моделировать его, влиять на его ход… То есть можно говорить об известной архитектуре времени — во всяком случае, так я себе это представляю. Видимо, мы оказались в лабиринте времени. Случай с ножом объясняется тем, что в области усиливающегося гравитационного поля поток времени начал течь быстрее, но только в одном месте, и нож отдалился от нас как бы скачком в будущее, а потом, когда это явление охватило и нас, мы его «догнали»…
Я вычитал у Вейля о теоретической возможности возникновения так называемой «петли времени». Обычно существует только одно настоящее время, непрерывно становящееся прошлым — сначала близким, потом все более отдаленным. А в «петле времени» можно один раз прожить семь часов, потом восемь… Тут время начинает отступать, снова — еще раз — будет семь… И если человек находится в том же месте, где он был в семь часов, то он может встретить самого себя. В этот момент существует два течения настоящего: одно — более раннее, другое — позднейшее. Мы были в одном и том же месте дважды: один раз, когда вошли в «петлю времени» и встретили самих себя, постаревших на час, а потом, когда петля замкнулась, второй раз… постаревшие на этот час, мы снова видели самих себя. Раз с одной стороны… раз с другой… Следствия и причины замкнулись, образовали кольцо… Ощущение тяжести, потеря сил, жар — все это вызывалось быстрым ростом гравитации, который искривлял ход времени. Так я себе это объясняю. Но чему это должно было служить, что означало — не знаю.
— Да… я тоже думал примерно о том же, — сказал профессор. — А что стало с кораблем? И как ты из него выбрался?
— Этого я не знаю. Быть может, Они просто… улетели. Поняли, что Земля не является объектом, достойным дальнейшего исследования. Возможно, Они пренебрегли нами… Решили, что мы недостаточно развитые существа…
Профессор смотрел на меня ясными голубыми глазами, которых не изменила старость.
— Нет, так быть не могло, Карл… Если бы тот корабль улетел, это заметили бы люди, которые плавали по озеру. Окрестности непрерывно патрулировались самолетами и вертолетами, а на южном берегу работали радиолокационные станции. Если посадка была столь бурной, что напоминала катаклизм, и проходила под аккомпанемент огня и взрывов, то и старт не мог пройти незамеченным. Однако ни сейсмографы, ни какие-либо другие регистрирующие приборы ничего не зафиксировали. Меня информировали точно, Карл.
Я опустил голову.
— Значит, и вы думаете, профессор, что…
— Нет, мой дорогой. Есть еще одна возможность. Но только одна. Другой я не вижу.
Я встрепенулся. Профессор, не глядя на меня, кончиком пальцев поглаживал поверхность стола.
— Что говорил твой друг, умирая? «Сними маску»? Я верно повторяю? И еще: «Карл носил маску в лаборатории, но это для крыс…» Ты понял, что он хотел сказать?
Я в недоумении молчал.
— Не понял. Думал, что он говорит без всякого смысла? Он бредил, это верно, но в его словах был смысл, и очень серьезный. Он говорил этому существу, просил его, чтобы Оно показало свое настоящее лицо, он не хотел умирать, ничего не поняв, как крыса… Мне кажется, я знаю, каким было настоящее лицо существа. Во всяком случае, в те часы, когда вы блуждали там, в темноте. Я склонен принять концепцию твоего приятеля. Я имею в виду «чрево Левиафана». Да, это мог быть один организм, окруженный металлической оболочкой. Разумеется, это только мое предположение. Колодец, который вы обнаружили… темный колодец с зеркалом воды… Наклонная шахта, в которой вода поднималась, пока не начала заливать углубление, где ты под конец находился. Этот подъем воды наводит на мысль… Ну-с, а затем некоторые особенности, которые ты наблюдал в этом светящемся мире… Ты говорил о «сонной» пульсации огней. Об угасании… Помнишь?
— Да. Да. Что-то начинает проясняться. Так вы думаете, что… что корабль был неисправен? Произошла авария?
— Авария? Больше! Существо с иной планеты, огромное, запертое в своем корабле, который не выдержал стремительной посадки… Возможно, непредвиденные последствия соприкосновения с атмосферой… Либо резкое охлаждение в водах озера. Панцирь, до этого раскаленный трением, лопнул. Что попало внутрь через трещины?
— Вода…
— Нет, мой дорогой. Воздух! Вы ведь могли дышать! А потом вода… Трясина медленно расступалась перед гигантской массой, поглощала ее… Понимаешь? Гаснущие огни… Смена их цветов… Думаю, все эти чудеса происходили гам не в вашу честь…
— Как же… А… а «куклы»? — выдавил я.
— Действительно загадочно. Но и здесь проявилась некоторая последовательность: куклы были похожи на вас. Потом вы встретили самих себя. Что это означало? Я не решаюсь связывать эти элементы в логическое целое… Возможно, они были следствием знакомства с какими-то существами, напоминающими земные… Но, возможно, действовали только второстепенные органы или системы, подчиненные главному, который уже терял над ними власть… Не исключено, что он сам предпринял эту пробу… Быть может, это было только начало, только первые буквы, за которыми ничего больше не последовало, ибо тот, кто хотел говорить, уже не мог этого сделать. Этого гиганта медленно затягивала трясина, огни становились все разнообразнее — красные, серые, так ведь? Эта феерическая картина, эти феномены, так непохожие на то, к чему мы привыкли, эти непонятные черты… Они ведь складывались в облик, такой близкий нам, такой знакомый! Он умирал, Карл! То была агония.
У меня перехватило горло, я не мог произнести ни звука, а профессор с едва заметной улыбкой продолжал:
— Существа со звезд мы представляем себе как триумфаторов, высаживающихся на нашей планете, все предвидящих, бесконечно мудрых победителей космического пространства, а ведь это создания живые и ошибающиеся, как и мы, и, как мы, подвластные смерти…
Наступило долгое молчание.
— Каким же образом мне удалось выбраться оттуда? — спросил я наконец.
— Наступающая смерть усилила происходившие в инопланетном существе изменения, резко ускорила ход времени и перед самым затоплением твоей тюрьмы спасла тебя — ты оказался выброшенным во времени далеко вперед… Когда же эти часы, продолжавшиеся для тебя всего несколько мгновений, прошли, то существо уже утонуло, его уже не было на этом месте. И ты оказался на волнах. Теперь тебе понятно?
— Так, значит, он?..
— Да. Затянутый топким болотом, там, в глубине вод, под толстым слоем ила покоится в своем корабле Пришелец со звезд.
КРИС НЕВИЛ
БЕТТИ-ЭНН
Мостовую припорошило мокрым снежком, и машину слегка занесло в сторону.
— Пожалуйста, сбавь скорость, — сказала женщина, а младенец беспокойно заворочался.
Мужчина бросил взгляд на светящийся циферблат часов.
— Надо спешить, — сказал он.
— Нас подождут, — возразила женщина. — Ш-ш, — мягко успокоила она младенца.
Мужчина чуть подался вперед, пристально вглядываясь во тьму. Снег налипал на ветровое стекло, и проворные дворники оттесняли его в стороны.