— Эй, вы, оба, слушайте меня! — влетев в гостиную, воскликнула она и, прищурившись, обвела взглядом пустую комнату. — Бертолд! Меркури!
— Ты звала меня? — Бертолд появился в дверном проеме кухни, вооружившись плотной льняной рукавицей. — Испанский омлет, — кивнул он на открытую дверцу духовки, где стояла большая сковорода.
— Что случилось, не понимаю?! В чем, собственно, дело, объясни же мне наконец!
— Ты имеешь в виду Меркури? Я его послал... О, не беспокойся, парень цел и невредим, но к тебе в дом он больше не заявится. Успокойся, это была комедия, меня не проведешь, никакой он тебе не любовник. Есть люди, которым покоя не дает чужое счастье! — Он полез в карман, достал оттуда ключ на маленьком колечке, подбросил его в воздух и, поймав, водворил вновь в укромное место на своем бедре.
— Но объясни, как это вышло, Бертолд? Если честно, то я в полном недоумении, ведь Меркури никогда... То есть он...
— Кажется, секретарша ему объяснила, что ты срочно хочешь его видеть, и дала ему ключ. А может, они более тонко договорились обо всем. Дураки, честное слово!
Дженифер зацепилась ногой за один из двух кухонных стульев. Она забыла надеть туфли.
— Вот чертовка, эта Джеки! Сколько я ее знаю, она всегда души в Меркури не чаяла. Впрочем, она без ума по меньшей мере от четырех мужчин. Не понимаю, для чего ей надо было посылать его сюда, зная, что мы здесь вдвоем.
Бертолд опустил тяжелую шипящую сковороду на подставку и потыкал ножом золотистую корочку. На поверхности были рассыпаны красные и зеленые крапинки, от омлета шел непередаваемый аромат.
— Приготовь тарелки, а я разолью кофе. Мне хотелось сделать мясной салат, но не удалось найти у тебя ничего, кроме полудюжины яиц и пары морковок. Неудивительно, что ты опять отощала.
Она пропустила насмешку мимо ушей, ибо, попробовав омлет, ощутила такой волчий голод, что, лишь тогда, когда умяла две трети своей порции, сумела произнести:
— Вы изумительная хозяйка, мистер Гринвуд!
Бертолд изобразил смущение.
— Неужели? А я думал, что я хозяйка потрясающая...
— Дело не в словах, а в качестве приготавливаемых тобою блюд. Умница! Золотые руки! — Джен подложила себе еще ломтик, наслаждаясь и импровизированным ужином, и теплой атмосферой.
...Они дружно поставили тарелки в раковину, и Дженифер пустила горячую пенистую воду. Но, когда ее рука потянулась за резиновыми перчатками, Бертолд не выдержал:
— Стоп! Тарелки подождут. Я не для того торчу здесь и выпроваживаю за порог каких-то придурков, а также стряпаю, как заправская кухарка, чтобы наблюдать затем, как ты возишься с грязной посудой.
— Извини, я просто привыкла сразу... — пробормотала Дженифер. У нее похолодело в груди: неужели сейчас, через какие-то мгновения, произойдет то, о чем она все время неотвязно думает?
До нее с трудом доходило, что именно он говорит, но зачем-то и она сама произносила кучу слов.
— Бертолд, я чувствую, ты собираешься что-то мне предложить. Но знай, в любом случае необходимо, чтобы мы по-прежнему оставались друзьями...
Он молчал. Странно, никакого комментария. Обычно Бертолд в сложной ситуации не терялся, а начинал шутить или же болтать о рыбной ловле... Может, это его новый способ воздействия на женщин? Не успела Дженифер вновь и рта раскрыть, как Бертолд подхватил ее и понес в спальню.
— Обольщение уже началось? — поддела его Джен, как только он опустил свою ношу на кровать.
— Ишь, какая хитрая! — вдруг весело произнес Бертолд. — Ну, давай, обольщай сама, хватит с меня мучений! И так к ней подъезжаешь, и эдак... — Он схватил ее в объятия, и они оба скатились с шелковых подушек на пушистый ковер. — Эй, я уже говорил, что люблю тебя? — спросил он нежно. — Так знай, что люблю, да так, что обалдеваю при одном твоем появлении. Даже неудобно — в мои-то годы!
Руки Дженифер замерли на его полурасстегнутой рубашке.
— Скажи, Бертолд, ты в этом уверен? Спрашиваю, поскольку сама люблю тебя так сильно, что пугаюсь этого чувства. Сначала я пыталась уверить себя, будто это лишь потому что мы с тобой познакомились в те давние счастливые дни юности, когда верилось только в лучшее. Признаюсь, ты являлся для меня символом всего самого надежного и безопасного, только о тебе я грезила как о муже и отце моих детей, хотя жизнь затем внесла свои поправки. А кроме того, ты первый мужчина, который меня поцеловал...
— Мне бы следовало взять тебя в жены сразу, как только ты стала совершеннолетней, — усмехнулся он, отбрасывая одежду в сторону и кончиками пальцев лаская ее тело. — Один Бог знает, как мне удастся теперь совладать с преуспевающей журналисткой, у которой сотни поклонников и тысяча обязанностей?!