Хината была с ней еще более нежна, чем раньше, и младшая куноичи откликнулась на эту нежность всем сердцем. Да, они очень разные с сестрой, но когда это им мешало находить общий язык? Ханаби смеялась и дурачилась, старшая сестра улыбалась ей в ответ и иногда мягко ее журила.
К двоюродному брату Ханаби привыкала намного дольше. Еще пару месяцев назад Неджи наводил на нее страх, был грубым и мог пригвоздить к земле одним лишь своим холодным и презрительным взглядом. Юноша не стал намного более общительным, но начал опекать Хинату как настоящий старший брат. Несмотря на свое покровительственное к ней отношение, он всегда был подчеркнуто почтителен и обращался к ней не иначе как «Хината-сама». Но теперь это было мягкое и уважительное обращение, а не прежнее ледяное, насмешливое, угрожающее «Хината-сама».
Неджи начал тренировать Хинату. Ему приходилось проявлять недюжинное терпение, и он, верный своему слову, проявлял его. Ханаби иногда наблюдала за их тренировками, но больше ей нравилось смотреть, как отец упражняется с Хинатой в тайдзюцу. Он уже не говорил, что она безнадежна, и как будто разглядел в старшей дочери зачатки таланта. Во всяком случае, Хиаши убедился в том, что у его дочери стальная воля — в тех вопросах, которые для нее по-настоящему важны.
Впервые за долгое время Ханаби почувствовала, что у нее есть семья. И почему-то чаще стала вспоминать человека, которого назвала когда-то своим врагом номер один. Она больше не считала Конохамару врагом, но думать о нем ей было все еще неприятно.
Как-то Ханаби тренировалась во внутреннем дворе, отрабатывая удары на манекене, когда пришел Неджи.
— Ханаби-сама, где же ваша сестра?
— Хинату забрал отец по срочному делу. Она просила передать тебе извинения, что не сможет сегодня потренироваться с тобой.
— Ясно. Ханаби-сама, — Неджи слегка улыбнулся, — может быть, вы хотите взять у меня пару уроков?
По итогу часовой тренировки молодой человек сделал для себя вывод, что младшая из его сестер и в самом деле намного более быстрый и уверенный боец, чем старшая, несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте.
Неджи и Ханаби сидели в тенечке на энгаве и наслаждались холодным чаем.
— Я дам тебе еще пару уроков, когда будешь готова.
В отличие от старшей сестры, к младшей юноша обращался то на вы, то на ты в зависимости от обстоятельств.
— Спасибо, ты очень добрый, братец.
— Я не так добр, как ты думаешь.
— И все-таки ты очень изменился.
— Я просто сбросил со своих плеч копившийся много лет груз ненависти.
— Как тебе это удалось? То есть… к примеру, есть человек, которого ты когда-то ненавидел, но теперь прежней злости нет, но ты все еще как будто не можешь отпустить мысли о нем, не можешь простить его до конца. Хотя хочешь…
Неджи покачал пустой стакан, глядя, как капли катятся по кругу, и ответил:
— Я просто перестал винить в своих несчастьях других людей.
Ханаби даже приоткрыла рот от удивления, услышав эти слова. Они так запали ей в душу, что позднее, ночью, лежа на своем футоне, девочка не могла заснуть и все повторяла их про себя. Перебирая собственные воспоминания, она обнаружила, что причинила Конохамару не меньше зла, чем он ей, и уже трудно было понять, кто начал первым. Еще Ханаби поняла, что вспоминать об этом человеке было неприятно не потому, что она не любила его, а потому, что каждое воспоминание о нем было связано с чувством стыда.
Да, ей было стыдно за свои детские выходки. До сих пор она считала, что Конохамару и его компания вели себя как сущие дети, но теперь готова была признать, что мало от них отличалась. Только вот в их поступках было больше глупости, а в ее — озлобленности на весь мир.
В ту ночь Ханаби твердо решила поговорить с Конохамару и покончить с их враждой. Однако занятия в школе еще не начались, так что осуществить это намерение было не так-то просто. Куноичи помог случай.
Как-то вечером она поздно возвращалась домой с тренировки и увидела Конохамару, который сидел на пирсе, обхватив ноги и положив подбородок на колени, и смотрел на отблески заката, ложившиеся на речную гладь. Ханаби не так часто видела его одного, без друзей, так что решила воспользоваться ситуацией.
Она подошла совсем близко, а юноша так и не поднял головы.
— Конохамару-кун, — произнесла Ханаби, — послушай, я хочу предложить тебе заключить перемирие.
Конохамару выпрямился и хмуро посмотрел на куноичи, которая еще несколько месяцев назад казалась ему пугающей. Сегодня это была всего лишь девчонка.
— Думаю, я должна принести извинения за свою грубость. На самом деле я не желаю зла ни тебе, ни твоим товарищам и сожалею о наших раздорах.
— В последнее время я слышал так много слов сожаления… Все извиняются за что-то и сочувствуют. Нет нужды делать это из жалости.
— Я не из жалости…
— Ну хватит! — Конохамару встал на ноги и яростно похлопал себя пониже спины, отряхивая штаны. — До сих пор ты ни разу не пыталась быть доброй со мной, а когда я пришел поблагодарить тебя за спасение Моэги, то получил дождь из тухлых яиц в спину! Я подумал, раз ты помогла Моэги, то не такая уж и злая и с тобой можно дружить, но это была ошибка! Никогда мы не будем друзьями, никогда я не забуду, как ты оттолкнула меня! Убирайся, Хьюга Ханаби, твои извинения не принимаются!
Во время этой тирады юноша распалялся все больше и больше, так что руки его сжались в кулаки, а лицо покраснело. В конце концов, выкрикнув последние слова, он сам же и убежал, оставив обескураженную куноичи одну на пирсе.
========== Глава VI. Генинам запрещено умирать ==========
Несмотря на то, что извинения Ханаби так и не были приняты, между ней и командой Конохамару сам по себе установился худой мир. Теперь при случайных встречах молодые люди не обменивались больше свирепыми взглядами, а неприязнь сменилась прохладным нейтралитетом. Впрочем, они были слишком увлечены, преследуя одинаковую цель: как можно скорее стать сильнее, закончить Академию шиноби и получить звание генина. Причем у Ханаби имелось явное преимущество: она могла полагаться на советы как минимум двух наставников, в то время как Конохамару лишился своего любимого старшего товарища.
С момента их последней содержательной беседы минуло полтора года, Пятая Хокаге объявила начало подачи заявлений на участие в очередном экзамене на чунина, и на этот раз в клане Хьюга к нему не остались равнодушны, выставив двух претендентов: Хинату и Неджи.
Если от прошлого экзамена глава клана, скрепив сердце, ожидал худшего и готовился стать свидетелем провала старшей дочери, то теперь он был уверен, что испытания будут успешно пройдены обоими претендентами. Эта уверенность передавалась и остальным членам семьи и клана, не исключая Ханаби.
Куноичи отправилась провожать старшую сестру на письменный экзамен и пожелала ей всяческой удачи. У входа в здание выстроилась цепочка из шиноби разных деревень, прибывших, чтобы испытать свои силы. Эта разношерстная толпа производила двойственное впечатление: одни выглядели внушительно, другие — жалко. Как бы то ни было, команда Хинаты уже не так выделялась на общем фоне, как два года назад: они заметно подросли и развились.
Помахав сестре рукой на прощание, Ханаби пошла обратно и вдруг заметила в выстроившейся длинной очереди двоюродного брата и его товарищей. Она замешкалась, раздумывая, нужно ли подойти и пожелать им удачи или лучше не стоит, и стала свидетельницей следующей забавной сцены.
Откуда ни возьмись появился крикливый шиноби, назвавший себя Узумаки Наруто. До Ханаби долетали только обрывки некоторых его фраз, и из них стало понятно, что он желает принять участие в экзамене, хотя не имеет команды. Решив всех впечатлить, он использовал технику соблазнения и превратился в полуобнаженную красавицу с выразительными формами и миловидным лицом, а затем получил щелчок по лбу от Хьюга Неджи и оказался ни кем иным как Сарутоби Конохамару.