— Джонас, я тебя предупреждала!
— Да, мэм, — произнес он, усмехаясь. — Я слышу. В последнее время ты прямо-таки засыпала меня предупреждениями и угрозами. Не сердись, но я вряд ли принимаю их всерьез.
— По-моему, ты не слишком огорчен. — Верити подняла голову, несколько озадаченная его радостным тоном. — Я думала, что здорово тебя ошарашу.
— Да, твое сообщение подкосило меня, но, к счастью, я быстро оправился.
У Верити словно гора свалилась с плеч. Впервые за все это время девушка почувствовала огромное облегчение. Она даже не подозревала, в каком напряжении жила до сегодняшнего дня.
— Значит, ты согласен стать отцом?
— Если бы я был против, — мягко возразил он, — я бы никогда не забывал о контрацепции. Я часто ошибаюсь, любовь моя, но здесь бы я ошибки не допустил.
Верити улыбнулась дрожащими губами, слизнула невесть откуда взявшиеся слезы.
— Жизнь теперь круто изменится, Джонас. Я боюсь. Я никогда раньше не думала о детях. По-моему, мне совершенно не подходит такая ответственная роль.
— Чтобы Верити Эймс сомневалась в себе?! Неужели? — удивился Джонас.
— Тебе-то хорошо, а мне все еще не по себе. Правда, все гак странно и неожиданно.
— Предоставьте это дело мне, босс. Я обо всем позабочусь. Вам останется только сидеть дома и потихоньку толстеть.
— Ничуть не смешно, Джонас.
— Я уже давно толкую, что не мешало бы тебе поправиться.
— Беременность — слишком радикальное средство, — пробормотала она.
Джонас негромко рассмеялся, подхватил ее на руки и понес к постели.
— Теперь наконец-то ты узнаешь кое-что о жизни.
— И что именно?
— А то, что есть вещи, которые не в силах предотвратить даже такая независимая, самоуверенная и властная женщина, как ты. Я прямо жду не дождусь, когда ты станешь кругленькой и хорошенькой.
Час спустя Джонас неподвижно лежал в постели, уставившись в потолок. Верити спала в его объятиях; ее роскошное, соблазнительное тело было расслабленным и покорным и излучало горячее тепло. Слабый дразнящий запах перемешался с его собственным, более терпким. Эти ароматы, витавшие в воздухе после их любовных утех, всегда затрагивали в Джонасе какие-то первобытные струны, лишь подтверждая то, что он недавно обладал ею.
Ему было очень приятно думать о том, что он может сделать для Верити. Он может воспламенить ее одним прикосновением, и она превратится в жаркое пламя. Она пьянила Джонаса — он дарил и от этого сам получал наслаждение. Он и думать не хотел о том, как будет жить без нее в этом жестоком, враждебном мире. Верити впервые в жизни внесла спокойствие в его мятежную душу.
И теперь она ждет ребенка от него.
Эта мысль наполнила его сердце радостью. Скоро их будет трое — целая семья. И ему придется выполнять отцовские обязанности.
Он впервые выступал в такой роли и почти ничего не знал об этом. Отец бросил их с матерью еще до рождения Джонаса. Но паренек подрос и понял, чего ему так не хватало в детстве. Он не знал отцовской любви, твердой мужской руки, ему не с кем было поговорить по душам. Ему не у кого было спросить совета, никто не готовил его к взрослой жизни.
Значит, Джонас знал, что значит быть отцом — он должен дать своему ребенку то, чего сам был лишен в детстве. Что ж, он справится — не так уж это сложно.
Но сперва надо позаботился о Верити.
Он был слеп и глух — как мог он не понимать, насколько их отношения казались ей зыбкими и непрочными? Он был так доволен своим положением, что даже не потрудился узнать, довольна ли она.
И то, что Верити так долго не решалась сказать ему о ребенке, только доказывает, каким непростительно нечутким он был. Эмерсон Эймс очень любил свою дочь. Он научил ее надеяться только на самое себя и позаботился о превосходном, хотя и несколько нестандартном, образовании девочки. Эмерсон многое дал своей дочери — не смог дать ей только домашнего уюта.
Джонас ругал себя на чем свет стоит за свою невнимательность. Нетрудно было догадаться: Верити выросла без дома и без корней и потому захочет для своего ребенка более спокойной жизни. Неудивительно, что она так отдалилась от него в последнее время, ушла в себя. Она была взволнована и, может быть, даже напугана.
Джонас вторгся в упорядоченный домашний маленький мирок Верити, и не успела она привыкнуть к нему, как пришлось свыкаться с мыслью еще и о будущем ребенке.
В жизни женщины, которая намеревалась быть одинокой и независимой, внезапно, за какие-то несколько месяцев, все пошло кувырком. Джонас перечислил для себя, что теперь Верити нужно: уверенность в завтрашнем дне; стабильность; ей надо знать, что она может на него рассчитывать; ребенок должен носить его фамилию; ей нужен муж.
Джонас повернулся на бок и легонько потряс Верити за плечо. Она нехотя открыла глаза, и из-под ресниц блеснула глубокая синева.
— Что такое? — спросила Верити, зевая. Затем лениво потянулась, и ее груди слегка всколыхнулись. — Что случилось?
— Ничего не случилось. Просто нам надо пожениться, — заявил Джонас. — Как только вернемся в Секуенс-Спрингс, сразу же и поженимся.
Верити только раскрыла рот от изумления да так и застыла, уставившись на Джонаса.
— Пожениться?! Но зачем? Джонас не ожидал такой реакции. Прищурившись, переспросил:
— Зачем?! Она кивнула:
— Да, зачем?
— Да затем, что так надо! — взорвался он. — Мы живем вместе, и ты ждешь ребенка. Что тебе еще нужно, чтобы выйти за меня замуж?
Верити села и потянулась за халатом.
— Так эта идея только сейчас пришла тебе в голову? — вежливо осведомилась она, влезая в рукава.
— Я думал о нашем ребенке, и о будущем, и о том, что ты выросла без домашнего уюта. Я решил, что тебе стало бы куда спокойнее, если бы ты обрела свой дом. Поэтому я женюсь на тебе. — Джонас чувствовал, что все это прозвучало несколько напыщенно и патриархально, но поделать ничего не мог. Он-то ждал, что она запрыгает от радости, а получилось так, что она как будто вовсе и не рада, и это совсем сбило его с толку.
— Что ж, очень мило с твоей стороны предложить мне руку и сердце, Джонас, я тебе благодарна, но вряд ли это так уж необходимо.
Джонас совсем растерялся. Он не верил своим ушам. Когда наконец к нему вернулся дар речи, ему потребовалось все его самообладание, чтобы не заорать так, что постояльцы гостиницы повскакивают с постелей.
— Что, черт возьми, это значит — «я тебе благодарна, но вряд ли это так уж необходимо»? — процедил он сквозь зубы. — Мы должны пожениться!
Она села на постели, обхватив колени руками. Волосы ее беспорядочно рассыпались по плечам, вся она так и дышала невиданным доселе упрямством.
— А я так не считаю. Ничего не изменилось, Джонас. Если мы не поженились раньше, незачем делать» это сейчас.
— Но ты же беременна!
— Ну и что?
Джонас тщетно пытался найти убедительный довод.
— Ты хочешь, чтобы ребенок был внебрачным?
— В Калифорнии нет внебрачных детей. Официально все они считаются законными. Твое имя будет занесено в свидетельство о рождении.
— Ну, спасибо. Век этого не забуду! — Он быстро переменил тактику. — Я-то думал, что тебе нужна семья, что так тебе будет спокойнее. Считал, что тебе хочется определенности в наших отношениях. Верити, послушай, это же просто глупо. Ты сама знаешь, что так будет лучше и тебе, и малышу.
— А я не хочу выходить замуж только потому, что беременна.
Джонас недоуменно уставился на нее, и по мере того как до него доходил смысл сказанных ею слов, у него постепенно отвисала челюсть.
— Боже правый, — вымолвил он. — Только не говори, что…
— Если бы ты и впрямь хотел на мне жениться, то предложил бы руку и сердце раньше. А ты даже не намекнул ни разу.
— Верити, слушай…