ЗАВЕРШЕНИЕ
Струилось благоухание цветущего розмарина,
и куропатка свистела, прячась в траве густой.
ЦИКАДЫ
I
Их дерзкий хор обрушила аврора.
Они шелка лазурных снов пронзают{85}.
Но бубен солнца их трезвон сметает,
как будто горсти золотого сора.
Зной, опаляя мальвы и оливы,
цветы изранил стрелами-лучами,
и в каждом раненом — петарды пламя:
любовь цветов — пыльцы созревшей взрывы.
Просторы золотисты и румяны;
их выпекла жара на углях полдня.
Казалось, лето, треском мир наполня,
поджаривает звонкие каштаны.
И нет их древней трескотне предела.
Она весь день терзала наши уши,
но притомилась и звучит все глуше.
Вдали телега ночи заскрипела.
Когда в тиши задумчивой лагуны
колдует полнолунье над округой,
на лунной лютне, светлой и округлой,
гудят басы — серебряные струны.
Гудят, гудят, все новой силой полнясь,
как разъяренных пчел семья большая,
тягучим хрипом словно подражая
стенным часам, что бить собрались полночь.
II
Распелся дрозд на гроздьях винограда.
Жильцы пруда горланят не смолкая
и незабудки смотрят, умоляя:
«Не позабудь меня!» — лазурью взгляда.
Расчесывает солнце в буйных кронах
созревшие рожки{86}; козленок прыткий
благоухает мускусом — в попытке
прельстить пастушку, словно коз влюбленных.
В котле клокочут соки; гроздь-подруга
подмигивает черными очами;
и в залихватском ритме перед нами
бузит и пляшет Карнавал-пьянчуга.
Напев цикады — мужества звучанье;
хор кавалеров слышен повсеместно
(ведь госпожа цикада бессловесна{87},
как ни противно женщине молчанье).
Избранник дамы не собьется с тона —
«Счастливый муж!» — сказал Лопе де Вега{88}.
Кто вина осветляет нам от века,
и впрямь достоин лиры Аполлона.
В крестьянскую гирлянду фестиваля
эклога{89} приплетает неуклонно
и розы из венка Анакреона{90},
и провансальский майоран{91} Мистраля{92}.
III
Назойливая, звонкая цикада!
Пусть эти песни резвые пусты —
тебе моя гитара вторить рада
и мой лазурный бубен высоты.
ПЕЙЗАЖИ
I
ЛАЗУРНЫЙ ЧАС
День перевел дыханье, как пахарь утомленный,
со лба откинув пряди алеющих волос,
и золотом колосьев на ниве отдаленной
пылали стрелы солнца, огня апофеоз.
У грани мирозданья бесцветные березы
в кольцо замкнули вечер, цветущий сад земной,
и Тишина, сгущая лазоревые росы,
неслышно подступала огромною борзой.
Неслышно подступала, челом сияя звездным,
таясь в потустороннем, нездешнем, неземном,
и синева сгущалась в просторе купоросном,
и цвет необычайный заполнил окоем.
Над синею травою, в прозрачности сапфира
душа горы светилась ядром голубизны,
и небо сотворило в бескрайности эфира
индиговую гамму, все ирисы весны.
Мир замолчал; а дале, в пространстве неохватном,
где лунные пылинки соткали пелену,
ночь напоила воздух дыханьем ароматным
и, словно синий ладан, струилась в вышину.
II
ЦВЕТЫ И ЗВЕЗДЫ
А ночь была прекрасной, в ночах непревзойденной
И Тишина над морем в спокойствии своем
чело к земле склонила под звездною короной,
раздумьями до края заполнив окоем.