Смеются и мгновенно пожирают
газоны, виноградники, посевы,
по стеклам барабанят: люди, где вы? —
плевки в щели под дверью оставляют.
Цыпленок, посреди двора забытый,
пищит и ищет, где бы мог укрыться,
утратила гнездо лесная птица,
цветы с дрожащих веток яблонь сбиты.
Град стискивает зубы в мертвой хватке,
взирает туча с неба кровожадно;
от мокрых улиц к пампе необъятной
бегут ручьи в бурлящем беспорядке.
ЯСНЫЙ ВЕЧЕР
На дне колодца шелестит родник,
из темной глубины звенят лягушки,
в вечернем сумраке холмов макушки,
над ними черноокой ночи лик.
Бросают на лету в последний миг:
«Прощай, до завтра!» — ласточки-подружки.
ЯСНАЯ НОЧЬ
Сверкает жасмин ослепляющим цветом
в весенних садах, что омыты дождем,
и ночь — в балахоне бескрайнем своем —
запуталась в сетях, наполненных светом.
КРЫЛЬЯ
СОРОКА
На толстой ветке старой, порыжелой
в полдневную жару, на солнцепеке,
возле гнезда, сплетенного умело,
торчит приметный вымпел хвост сороки.
Она гнездо — ведь в нем птенец — листвою
прохладною от солнца укрывает.
Передохнет, повертит головою
и — сплетничать трескуче начинает.
Сон навевает листьев колыханье,
и птица задремать уже готова;
и слышится в сорочьем бормотанье
почти что человеческое слово.
ЩЕГОЛ
Летний зной волной прошел
пламенной по желтым нивам;
в ликовании счастливом
заливается щегол.
Летний мир забыл тоску,
прочь печали отлетели;
стеклышко прозрачной трели
мелет новую муку.
Птичка малая в зенит
прянет с песенкой простою,
звонкой искрой золотою
синеву небес пронзит.
ДЯТЕЛ
Дятел, лекарь и рабочий,
в яркой шапочке своей;
стук его с утра до ночи
слышится из-под ветвей.
Шелестит листва лениво,
смолк устало птичий гам,
только он трудолюбиво
бьет, колотит по стволам.
Небеса в истоме сонной,
над дорогой пыли взвесь;
но звучит неугомонно
дятла трудовая песнь.
ЦАПЛЯ{94}
Не создана, должно быть, для полета,
застывшая навеки, в оперенье белом.
Сырое одиночество болота
и знак вопроса, что начертан мелом…
НОЧНАЯ ПТИЦА
Посредине дороги широкой, безлюдной,
что в потемках ночных серой пылью мерцает,
птичка смутною тенью мелькает минутной,
либо, слившись с дорогой, совсем исчезает.
Кот и тот не услышит бег ее торопливый.
Убежала, вернулась, застыла в испуге.
И все кажется: в этой пичуге пугливой
отразилась душа чутко спящей округи.
СОВА
Инфернальный призрак ночи,
мглы могильной порожденье.
Сквозь густых ветвей сплетенье,
устрашая, светят очи.
В лунном свете пролетает
над кустами, над травою;
в сонной тишине порою
женским голосом вещает.
Что она сказать нам хочет?
От нее не жди ответа;
лишь, пугая, до рассвета
как безумная хохочет.
КАЧИЛА{95}