— Деньги ничего не значат ни для меня, ни для моей дочери. Они не вернут нам Эмери. Или… — Она не смогла продолжить и тихонько всхлипнула, уронив голову на руки.
Марианна поспешила сесть рядом с ней, обняла мать и успокоила. Она должна быть сильнее ее. Марианна молча гладила мать по голове, пока мистер Добсон неловко поднимался, прокашливался и бормотал, сгорая от стыда, запоздалые извинения.
— Подождите меня в холле, мистер Добсон, — коротко сказала девушка.
Бухгалтер кивнул и бесшумно удалился из гостиной.
— Прости, моя дорогая, — сказала миссис Лойтер. — Я знаю, что должна держать себя в руках. — Она подняла покрасневшие глаза на Марианну. — Твоя несчастная любовь… — Мать выдавила из себя слабую улыбку, от которой девушке стало еще хуже. — Я была плохим утешением для тебя, правда?
— Нет. Ты всегда поддерживала меня. Во всем.
— Твоя потеря вдвое больше, — вздохнула миссис Лойтер, а затем наконец сказала: — Надо жить дальше, дорогая. Посмотри, что предлагает мистер Добсон, и решай сама.
Марианна заколебалась, но только на несколько минут. Вопрос, который поднял мистер Добсон, не оставлял времени для переживаний. Жизнь не стоит на месте, требуя действий, движения, решений. И ради жизни не стоит думать о смерти.
Мистер Добсон терпеливо ждал в коридоре. Марианна провела его на кухню и предложила кофе. Потом она взяла стул и села по другую сторону кухонного стола напротив бухгалтера.
— Кто покупатель, мистер Добсон? — спросила Марианна, сразу приступив к делу, и он тут же расслабился. Проявление эмоций, подозревала она, заставляет этого короля цифр чувствовать себя неловко. Он приходит в себя, только когда занимается работой.
— Я разговаривал с мистером Бентхиллом из Лондона, — ответил бухгалтер, попивая кофе. — В действительности есть несколько охотников, ждущих на старте. Дела вашего отца были не слишком хороши, но компания еще имеет значительный потенциал и достаточное количество клиентов.
— Что может помешать мне самой заниматься делами отца?
— Знания. — Мистер Добсон осторожно поставил чашку на блюдце и сосредоточил на девушке взгляд бегающих глаз. — Некомпетентные усилия не принесут успеха бизнесу, — уверенно сказал он. — Большинство служащих в фирме вашего отца придется уволить. Многие из них — друзья семьи. Вы сможете это сделать? Вы, миссис Лойтер, если не возражаете против моей точки зрения, — не финансист. Конечно, я могу только дать совет, но удерживать компанию под вашим покровительством только по сентиментальным причинам неразумно. Это ни к чему хорошему не приведет. В конце концов, если вы последуете голосу сердца, а не разума, то через некоторое время работу потеряет гораздо больше людей, чем в том случае, если вы продадите фирму.
Марианна думала об этом. Все соответствовало действительности. Все, что он ей предлагал в последние несколько недель, имело смысл. Мистер Добсон, судя по всему, был удивительно разумным человеком.
— Когда, — спросила Марианна, — вам нужен мой ответ?
— Чем скорее, тем лучше.
Молодая женщина кивнула и поднялась. Бухгалтер последовал ее примеру, собирая документы и засовывая их в портфель. Он хорошо подготовился к встрече. Мистер Добсон показал статистику за ряд прошедших лет, потом колонки прибыли и убытков, обратив внимание на анализ бюджета фирмы. Из всего этого Марианна поняла только одно — бухгалтер прав, она ничего не понимает в финансах. Но чувствовала, что в свое время сможет со всем этим справиться, но «это время» придет не так скоро, как хотелось бы. Отец не пережил бы распада любимой компании. Пусть лучше фирма продолжает существование, даже если она не будет принадлежать их семье.
Марианна проводила мистера Добсона и заглянула в гостиную: ее мать погрузилась в неспокойный сон, сидя в кресле. Она вздохнула и отправилась в библиотеку.
Марианна села в глубокое кожаное кресло и закрыла глаза. Воспоминания не давали покоя. Расположившись в этом кресле, ее отец, бывало, любил сажать дочку на колени, когда она была ребенком; он ходил с ней на прогулки, терпеливо рассказывал о различных растениях и деревьях в саду.
Марианна не рыдала от горя и боли, как ее мать. Слезы текли сами собой, и она даже не смахивала их.
Призрачное чувство нереальности происходящего, преследовавшее Марианну последние три месяца, ушло. Она вспоминала полисмена, принесшего им известие об автомобильной катастрофе, в которой погибли оба пассажира, и уже не пыталась убедить себя, что все это — лишь ужасный ночной кошмар и в любой момент она может проснуться.
За рулем «ягуара» был Стив. Он обгонял другой автомобиль и столкнулся со встречным грузовиком. Ее муж превысил скорость.
Марианна старалась изо всех сил, но презрение к Стиву перекрывало любую боль. Она все еще ненавидела его. Ненавидела за свою разбитую жизнь.
На следующее утро Марианна позвонила мистеру Добсону и попросила его подготовить все документы для продажи фирмы.
— Я доверяю вам в этом деле, мистер Добсон, — заявила она ему. — Я сделаю и подпишу все, что нужно, но хотела бы обойтись без каких-либо нежелательных последствий.
Ее матери не будет все утро. Она и мать Стивена собирались встретиться в городе, в каком-то кафе. На похоронах мать мужа Марианны почти обезумела от горя, но по прошествии нескольких недель стала настоящей опорой, поддержкой, источником сил для миссис Лойтер.
Таким образом, Марианна была предоставлена самой себе, и она решила заехать в собственный дом. Сразу после катастрофы она переехала жить к матери — это стало хоть каким-то утешением.
Марианна никогда, даже после четырех лет замужества, не воспринимала дом, в котором они жили со Стивеном, как дом в полном смысле этого слова. Она смотрела за садом, расставляла вазы с цветами, развешивала картины, но они все равно жили как бы в окостеневшей, пустой раковине. Дом никогда не сможет стать настоящим без любви, которая заполняет его и притягивает к себе обитателей, а любви как раз и не хватало.
Она вспомнила себя в двадцать лет, свою любовь к Фредерику. Горло сдавил спазм. Конечно, то была другая жизнь, и она сама ушла от него. Время залечило раны, но шрамы остались.
Марианна не очень хорошо помнила его родителей, потому что семья Галли эмигрировала в Америку почти три года назад, чтобы быть рядом с сыном.
Однако она не могла забыть то болезненное чувство отчаяния, охватившее ее, когда Фред появился на венчании, и потом, когда он пришел сообщить ее родителям о решении покинуть Англию.
— Через две недели я уже буду в Чикаго, — небрежно сказал он. Фредерик стоял, засунув руки в карманы, и смотрел мимо Марианны. Он вычеркнул ее из жизни раз и навсегда. Его неприступный вид и ледяные нотки в голосе говорили все, что он думает о бывшей любовнице, вышедшей замуж за другого. Марианна всем существом ощущала его неприязнь, почти ненависть. Уже тогда она в полной мере осознала, что потеряла.
Пролетели четыре года, но воспоминания оставались такими четкими, как будто все произошло только вчера.
Марианна услышала жужжание дверного звонка и поспешила вниз. Патриция. Дружелюбная, полная настоящей радости улыбка осветила лицо Марианны. Она так давно не видела подругу. Только на похоронах, три месяца назад, почти мельком.
— Сначала я заглянула к твоей маме, — сказала Патриция, заходя в холл, — а когда никто не ответил на звонок, я подумала, что, может быть, ты здесь. — Она сочувственно посмотрела на Марианну. — И пришла поддержать, протянуть руку помощи, если надо.
Подруги поднялись на второй этаж и, болтая, продолжили упаковывать одежду. В течение последних нескольких лет известность Патриции достигла громадных размеров. Ее фото то и дело появлялись в газетах, а поездки по стране неукоснительно со всеми подробностями описывались репортерами.
— Как держится твоя мама? — спросила Пат. Марианна прервала работу, взглянув на подругу.
— Не слишком хорошо. По-моему, она все глубже уходит в себя.