Итак, нечего дальше раздумывать! Надо просто взять и переговорить обо всём с самим Элвином. Пока его ещё не заграбастала миссис Гертруда...
***
Вообще-то не было ничего удивительного в том, что Фламболл выбрал для осуществления своего замысла именно сегодняшнюю ночь. Канун Рождества был, по сути, единственным днём в году, когда фабрика полностью пустела. В это время на ней, как правило, не оставалось ни души, не считая сторожа, который, как известно, сам был в числе заговорщиков. Обычно же и по окончании рабочего дня на территории находилась ещё уйма народу.
У большинства сотрудников не было собственных квартир, и они круглый год дневали и ночевали здесь же - в специально возведённых для этого общежитиях. Но только не в Рождество! До чего тоскливо было бы сидеть здесь, в пыльных унылых помещениях, в то время как всё прочее городское население стекалось в центр Берга, дабы вместе отметить наступление любимого праздника и полюбоваться на традиционный фейерверк, ежегодно ровно в полночь запускаемый с главной площади. Таким образом, все большие и малые обитатели фабрики в этот вечер рано покидали своё обычное пристанище и до самой полуночи катались с горок, смотрели бесплатные представления, участвовали в разных играх или просто гуляли по красиво украшенным улицам. И единственный, кто был всего этого лишён, - это Элвин.
Согласно решению особой коллегии, созванной после того самого случая с бургомистром и его дырявыми брюками, было установлено, что Элвин является крайне неуравновешенным субъектом, опасным для общества, и его ни в коем случае нельзя оставлять без присмотра. А посреди людной площади, понятное дело, ничего не стоит затеряться. Соответственно ни брать мальчика с собой, ни оставлять его одного было нельзя. Посему на эту ночь Элвина всякий раз уже в течение трёх лет отправляли к миссис Гертруде - пожилой женщине, проживающей по соседству.
Миссис Гертруда, состоявшая ранее в должности гувернантки при одном богатом семействе и ныне ушедшая на пенсию, строго следила, чтобы мальчик всю дорогу сидел смирно, желательно на одном и том же месте, ничего не трогал, не подходил к окну, молчал и вообще вёл себя, как благовоспитанный ребёнок. Сейчас было где-то полпятого. Как раз примерно в это время старушка обычно являлась, чтобы отконвоировать "пленника" к себе домой. Так что мне следовало спешить, чтобы успеть пообщаться с Элвином наедине.
Сделав глубокий вдох и постаравшись вытряхнуть из головы все посторонние мысли, я сосредоточился, стараясь настроиться на нужную мне волну... и, как ни странно, почти сразу преуспел в этом. Буквально на расстоянии нескольких переходов от того зала, где я сейчас находился, я ощутил пульсацию знакомого Окна. Судя по всему, как раз в эту минуту Элвин снова беседовал со своим другом "Светиком". Кажется, удача сегодня была на моей стороне. Как бы я сумел докричаться до мальчика, если бы он именно сейчас не догадался зажечь подсвечник?
- Не волнуйся, Эл! Светик не оставит тебя в беде! - воскликнул я и, издав воинственный клич, подобно метеору устремился к цели.
- ...ушли на Мотыльков пруд. Там сейчас сделали такие высоченные горки для катания - выше Драконьего хребта! Меня они, правда, с собой не взяли. Говорят, я и так с рождения пристукнутый, а если ненароком опять лбом двинусь, когда с горки съезжать стану, так со мной и вовсе беда будет...
Высокие пыльные прямоугольники окон тускло серели, освещая широкое пространство продолговатого зала с рядами одинаковых двухъярусных кроватей. Все спальные места были аккуратно заправлены однотипными клетчатыми покрывалами. Элвин сидел на краю своей кровати, заправленной точно таким же покрывалом, и понуро глядел куда-то мимо стоящего рядом на тумбочке бронзового подсвечника. Больше в общежитии ровным счётом никого не было. Куда все отправились, я только что узнал из объяснения самого Элвина. Что ж - тем лучше. Лишние свидетели могли бы нам помешать. Теперь же можно было не опасаться посторонних глаз и ушей.