— Ничего, это хорошая практика, — задумчиво откликнулся Ториан, легонько прикоснувшись к локтю Карин, а затем положив ладонь на бедро жены. — Я бы не удивился, если бы ты оказалась права и никто ничего не заметил, — продолжал он, отвечая на оставшиеся невысказанными слова Карин. — Равно как не удивился бы и тому, что ты ошибаешься и кто-то за ними наблюдает весьма внимательно.
Интересно, лениво подумала Карин, как они ухитряются читать мысли друг друга? Может, Ториан догадался по ее движениям? Или по голосу? И откуда она знает, что прикосновение к локтю — призыв к осторожности, а прикосновение к бедру имеет целью ободрить ее?
Мать однажды сказала: «Когда проживешь с человеком достаточно долго, то не всегда понимаешь, где ты, а где он. Если повезло».
Может, дело в этом.
Ториан уронил руку.
— Это тупик, — сказал он. — Мы не можем оставаться здесь и служить приманкой для Осии…
— Для Орфинделя, — вмешалась Карин. — Я слышала это имя.
— …и я не могу бежать, оставив в заложниках тебя и Ториана. А его держат здесь ты и Мэгги. И возможно, я.
— Я не то чтобы беспомощна, — заметила Карин.
— Но ты не сумеешь в одиночку выбраться из Тир-На-Ног. Я смог бы найти дорогу домой, а у тебя не выйдет.
— Получается, что положение безнадежно, — сказала она с улыбкой, опровергавшей ее слова.
— Выход есть всегда. — Пальцы Ториана сжали пальцы жены. — Выход есть всегда, мин алсклинг. — И он поднес к губам руку Карин. — Если я не утратил ловкости и у нас хватит терпения.
— Ловкость? Терпение?
— Предоставь мне искать выход самому. Это мужское дело. Стратегия, политика и честь…
Карин ощетинилась.
— Я тебе не женщина из местных, ни на что не годная, кроме как думать о тряпках и… — она махнула рукой, — о чем они там еще думают.
Ториан улыбнулся.
— Это точно. Но женщин из местных не стоит считать ни на что не годными. Хотя они и талантливы по части тряпок и… прочего.
Карин склонила голову.
Ториан на мгновение поджал губы.
— Видишь там внизу малышку Мэгги — пьет чай в компании глупеньких капризных девчушек, которые просто сидят на свежем воздухе и наслаждаются цветочным чаем, пока все остальные вокруг занимаются делом?
Карин кивнула.
— Так вот, скорее всего эти девушки вовсе не столь просты, как оно кажется. Я полагаю, что они дочери принципиалов, высоких должностных лиц, которые предпочитают, чтобы их дочери жили в Городе — и не только ради охоты за женихами. Обрати внимание: со своего места им нетрудно наблюдать, как идет торговля почти на всем рынке. А когда кто-то из девушек встает, чтобы осмотреться, ей видна оставшаяся часть рынка. — Ториан широко улыбнулся. — Время от времени какой-нибудь свободный фермер пытается утаить от Доминиона положенное. Налогообложение — штука сложная, в документах не всегда легко разобраться.
— И задача девушек — помешать такому фермеру?
Ториан снова поджал губы.
— Вероятно, это простое совпадение, что тем фермерам, у которых бойко идет торговля, но которые жалуются на убытки, когда настает время платить налоги, наносит визит местный принципиал — обычно ординарий, хотя иногда и кадет Дома. Разумеется, приработки окрестных фермеров не всегда попадают в отчеты и облагаются налогом. Но я уверен: мало что ускользает от внимания этих вроде бы безмозглых девиц.
Внизу, за столом, одна из девушек достала покрытую инкрустацией небольшую деревянную шкатулочку и открыла ее. Внутри лежали какие-то мелкие предметы, которые Карин не смогла различить.
— Эта игра называется «прихоть», — пояснил Ториан. — Я никогда не мог понять, в чем ее смысл. А цель… надо определить, какие клеточки принадлежат твоим противникам и кому именно, причем пользуясь не вполне достоверной информацией.
Карин наморщила лоб.
— Что-то вроде покера?
Ториан равнодушно пожал плечами.
— Может быть.
Азартные игры его не интересовали. Шахматы — это да: они с Бобом Аарстедом, прихлебывая кофе, провели немало ночей над старой шахматной доской. А вот редкими предложениями присоединиться раз в две недели к партии в покер, которые время от времени делал Свен, Ториан так ни разу за много лет и не воспользовался.
Карин кивнула. Шахматы, а не покер; стратегия, а не деньги. Вот почему Ториан никогда не расспрашивал ее об игре на бирже.
— Так-так-так… Вот почему вам нужны девушки, которые умеют считать.
Ториан улыбнулся, положив руку на талию жены.
— Помимо всего прочего.
Руки Карин обвились вокруг мужа… и тут же она остановилась. Похоже, Ториан просто ее отвлекает.
— Ты до сих пор не сказал мне, что собираешься делать.
— Что я собираюсь делать… — Ториан на мгновение задумался. — Ничего особенного. Собираюсь остаться в живых и рассказать наконец, как провел все эти годы, а также признать, что Осия стал членом нашей семьи. Собираюсь показать, насколько хороший я фехтовальщик, — он похлопал по рукояти меча, — и побить всякого, кого выставят против меня другие Дома — причем с легкостью, подлинной или поддельной. А также доведу до сведения всех заинтересованных лиц, что я рано или поздно сработаю как отмычка к Орфинделю. Я выполню все, чего хочет Его Пылкость, — произнес Ториан, крепко сжав челюсти и почти не размыкая губ, — и тогда остальные Дома решат, что это слишком опасно, что Его Пылкость стал угрозой.
Карин нахмурилась.
— Но что они сделают?
Ториан привлек к себе жену.
— Иногда, — негромко прошептал он, — ты задаешь слишком много вопросов. Потерпи, Карин. Незачем торопиться.
Глава 16
Бегство
Осия скомандовал привал точно в то же время, что и накануне: когда день уже начал клониться к вечеру.
Йен с облегчением вздохнул, но Сильвертоп вскинул свою массивную голову, фыркнул и порысил себе сквозь густой кустарник, росший ниже по склону, туда, где поблескивала на солнце речка. Не то чтобы речка, но именно такие ручьи талой воды, сливаясь вместе, наполняли Гильфи; гора, сколь бы велика она ни была, тоже состоит из маленьких камешков.
Конь ломился сквозь кусты.
Что ж, раз Сильвертоп не хочет отдыхать, пусть его. А Йен устал. После того, как вчера они сделали миллион миль — ладно-ладно, во всяком случае, его ногам так казалось — и остановились на ночлег, когда слишком стемнело, чтобы идти дальше, Йен провел беспокойную ночь он просыпался, стоило зачирикать птице, зашуршать насекомому или зашелестеть под ветром листьям — или вообще без причины. Птицы то и дело чирикали, насекомые шуршали, а листья шелестели, так что Йену ни разу не удалось надолго сомкнуть глаза.
Ходьба вернула гибкость его мышцам, но к полудню он выдохся; а потом стало еще хуже. Вот почему сейчас он тяжело рухнул на выступающий из земли изогнутый корень старого дуба, не сняв рюкзак — чтобы, кроме всего прочего, не опираться спиной на неровную кору. Осия, опустившись на корточки и сделавшись похожим на паука, порылся в своем рюкзаке, достал канистру с водой, отпил оттуда и выплеснул воду на дорогу.
Нет, конечно, вода со вчерашнего дня свежее не стала, но зачем ее просто так выливать?
— Эй, а… — начал Йен и тут же заткнулся. Ну и дурень.
Осия улыбнулся: на его темном лице зубы белели слишком ярко.
— Да, я предпочитаю свежую воду из реки остаткам колодезной воды. — Он посмотрел вверх по склону. — А поскольку река течет от кедровой рощи, то набранная из нее вода испортится не скоро.
— Кажется, я читал про это в бойскаутской книжке, — сказал Йен.
— Да? Ты был бойскаутом?
Йен покачал головой:
— Совсем чуть-чуть. Старый уб… мой отец запретил мне.
Он имел неосторожность рассказать немного про свою домашнюю жизнь мистеру Маклинтоку, начальнику отряда. Когда тот начал наводить справки относительно Бена Сильверстейна, папаша немедленно забрал Йена из скаутов, пригрозив мистеру Маклинтоку судебным разбирательством, — и тот отступился.
Да и что он мог сделать? Вот если ты сплошь покрыт синяками — тогда власти заинтересуются плохим обращением с ребенком, а ведь на голову Йена обрушивались по большей части только слова — пьяная ругань. Где тут состав преступления?