Электронным носителям он не доверял, поэтому предпочитал все хранить по старинке. Погрузившись в чтение, он не заметил, как легкий туман выбрался из-под двери, медленно заполняя помещение. А когда заметил…
Хрипя и расцарапывая себе грудь, он повалился на пол. Попытка применить магию сразу провалилась. Сжавшееся тело прогнулось от спазма сильно трясясь, изо рта пошла пена. Прошла минута, и туман растаял без следа. Скрипнула дверь, и в комнату вновь вошла девушка.
Слегка пнув ногой тело умершего старика, она брезгливо скривила губы.
— Ну что? Ты все еще разочарован во мне, учитель? Молчишь? Вот и молчи теперь навечно. Силы хотел, власти? Да кому она нужна, если рядом есть достойный тебя человек? Он в тысячу раз лучше и честней вас. Поэтому я ухожу жить дальше рядом с любимым, а вы будете гореть в аду, где вам самое место. И можете не переживать. Остальные тоже скоро умрут, уж я об этом позабочусь. Прощайте, учитель. Сказала бы я вам спасибо за все, но не скажу, потому что не за что.
Плюнув еще раз на труп старика, она сгребла все документы из сейфа, развернулась и виляющей походкой вышла из комнаты, а после наружу. И через миг все здание за ее спиной вспыхнуло ярким пламенем, хороня в нем все тайны почти уничтоженного ордена Силы.
А она пошла дальше, что-то набирая на своем браслете. Скоро все, кто связан с орденом, соберутся в одном месте — и она их уничтожит. Для этого все готово, осталось лишь подождать, а после жить спокойно. И желательно долго, и по возможности счастливо…
—…Лейтенант Багрянин, выйти из строя! — прогремел над Академией звонкий голос нашего незабвенного ректора Натальи свет Михайловны Громовой.
И я пошел, чеканя шаг, весь такой при параде, сверкая серьезным лицом. И вот я стою перед ней в берцы обутый. И все видят, что я на башку еба… К-хм, ну да, под парадку берцы не надевают, но учитывая, что церемонию награждения я банально проспал, то собирался в спешке. И обувь еще не самое страшное.
А вот если бы меня попросили разуться, то сразу бы увидели, что я в одном носке, к тому же женском, причем, явно мне маленьком. Ну а чего? Времени искать не было. Все уже давно были в академии, а я решил явиться только на церемонию. Пока сидел, задремал, и обо мне забыли. Если бы не сообщение на ГЛИС от Лизы, так вообще бы все проспал. А так я тут, вид имею лихой и придурковатый. Как раз такой, какой нравится начальству.
— За проявленное мужество и героизм вы награждаетесь внеочередным званием старший лейтенант и медалью «Защитник Аштаэлии» второй степени.
Ну да, третья была бы, если бы убил слишком мало, первая — если вот прямо очень много, а вторая как раз посередине.
Получи ничего не значащее звание и блестящую висюльку на грудь. И три рубля на водку — гуляй, рванина. Тьфу, мерзко! Но виду, конечно, я не показываю и громко сообщаю, что служу чему-то там. Подобных мне десятки, если не сотни — всех обрадовали, никого не забыли. Наверное.
Прошло уже четыре дня со времени нападения. Разрушения уже почти все устранили, мертвых оплакали, предателей… не нашли, но ищут.
По всем мирам был разослан ролик, который показывал вероломство сафелитов — а то, что инолюди пришли к нам через их мир, сомнений ни у кого не вызывало. Сейчас собиралась коалиция миров, чтобы выдвинуть султану требование открыть мир для проверки.
Дополнительно еще и мир Земли выложил доказательства нападения сафелитов на несчастных детей прямо на выпускном вечере в школе. Все были очень возмущены, ну, или делали вид. Поставили миру сафелитов ультиматум — ворота настежь, иначе он будет уничтожен. Но тот пока отмалчивался, делая вид, что вообще не понимает, о чем речь.
Правда, иногда он выпускал очередное сообщение о том, какие они бедные и несчастные, и как их хотят злые правители поработить с помощью придуманных и надуманных обвинений. Доказательства султан называл фальшивкой, убийства — постановкой, а народный гнев — плохой актерской игрой.
Пока политики спорили, вырабатывая единую стратегию, на Аштаэлии назревал жилищный кризис. Жителей во время нападения погибло не много, а вот домам изрядно досталось. Да что там говорить, когда я и сам недосчитался трех поместий, начисто снесенных инолюдьми. И самое обидное, что среди них было то самое, ранее принадлежавшее Йоркским — красивое и большое.
Под стенания близняшек, уже подсчитывающих траты на его восстановление, я открыл ворота еще трех для временного размещения жителей, часть из которых расселили по другим городам, а часть оставили тут. Под это богоугодное дело я, не терзаясь излишним человеколюбием, стряс из казны города немалую сумму, которая покрыла все расходы.