— Я должен обеспечить безопасность наших морских путей, сэр. Уверен, что вы понимаете это.
— Адмирал, я понимаю, что сейчас настал одиннадцатый час, и вы опасаетесь, что может настать полночь, так что позвольте мне сделать вам предложение. Я ищу перемирия в этой нашей личной войне посреди войны полномасштабной. Вы достаточно заняты борьбой с немцами и итальянцами, верно? Поэтому я прошу вас оставить мой корабль в покое и предоставить нам право пройти через пролив в открытое море. Если вы хотите знать мои намерения, я прямо говорю вам, что у меня нет никаких враждебных вам целей, и я не намереваюсь вступать в сражения с вашим флотом или флотом какой-либо иной страны. Что же касается безопасности ваших конвоев, я должен оставить этот вопрос вам, но даю вам слово, что мой корабль не атакует ни одного грузового судна любой стороны этого конфликта. Это мое слово. — Он прервался, позволяя Николину закончить переводить, глядя на лицо Тови в поисках ответа.
— Все, чего я хочу — это найти какой-либо островок мира посреди бушующего моя этой войны и подумать о том, как мне снова вернуть своих людей домой. Чтобы выразиться формально, я прошу вас о безопасном проходе в обмен на обещание нейтралитета. Я намереваюсь держаться от вашей войны в стороне настолько, насколько это возможно. Да, я понимаю, что в условиях мировой войны это будет затруднительно, но где-то должен быть остров, на котором я смогу выспаться и обрести душевное спокойствие. И если я никогда больше не увижу, как кто-то погибает в море, особенно вследствие моего приказа, я буду счастлив. Это все, чего я хочу, адмирал. — Он кивнул. — Ну и, возможно, хорошую тарелку борща и иногда бутылку хорошей водки, — он улыбнулся, заметив, что последнее замечание Тови встретил явным пониманием.
Взгляд британского адмирала на мгновение обрел твердость. Тови завел руки за спину, пристально глядя на рыжие обломки мавританских укреплений. Он понял, что «Капитан Немо» сказал ему нечто важное этом комментарием насчет замка. Возможно, больше, чем хотел.
Его взгляд словно устремился куда-то вдаль, словно он внезапно увидел отдаленные времена, неизвестное будущее, в котором эта война давно стала историей… Как давно стала историей сама Британская имения, и уже другие люди ходили по скалистым берегам этого острова, не думая о войне. Возможно ли это?… Он знал, что Адмиралтейство посоветовало бы ему сделать — что они на самом деле приказали бы ему сделать. Сомервилль столкнулся именно с этим в Мерс-эль-Кибире, когда предложил французскому флоту присоединиться к Империи, и после получения отказа получил приказ уничтожить их корабли. Конечно, они отказались, как отказался бы он сам, окажись на их месте. Да, гордость ведет к падению, но может быть добродетелью в той же степени, как и пороком, и он не сомневался, что этот адмирал окажется столь же гордым и решительным человеком, если ему придется его испытать.
Он хотел найти остров, подумал он. Таинственный остров, на котором он мог бы отдохнуть и подумать. Что же, внезапно подумал он, Наполеону мы уже предоставили такую возможность. Он хотел бы бросить якорь на собственном острове Святой Елены. Серьезное желание этого человека избежать дальнейшего конфликта было очевидным и заслуживающим доверия. Возможен ли был такой выход?
— Адмирал, я склонен верить вам, когда вы заявляете о своем желании избежать дальнейших боевых действий? Вы просили меня рассмотреть вопрос о перемирии — могу ли я простить вас рассмотреть вопрос о союзе? Могли бы мы стать друзьями, а не бессмысленными врагами, которыми были до сих пор?
Вольский улыбнулся, так как долго думал о возможности подобной встречи и знал, что такой вопрос неизбежно возникнет. Дело принимало серьезный оборот, и он понимал, что его ответ будет иметь критическое значение. Он посмотрел Тови прямо в глаза.
— То есть, будет ли у вас палочка-выручалочка, способная к применению как в пользу друзей, так и против врагов? — Улыбнулся он. — Я полагаю, в обоих случаях будет только хуже. Нет, адмирал. Я не могу присоединиться к вашей войне. Мы сражались только потому, что нам пришлось сражаться с итальянскими и немецкими кораблями и самолетами, а теперь и с вами. Довольно долгое время я полагал, что вы считаете нас немецким кораблем. Итальянцы и немцы теперь могут считать, что мы британцы. Но, как бы то ни было, я полагаю, что нам не стоит занимать какую-либо сторону в этой войне. Мы уже нанесли больше вреда, чем оно того стоило.