«Игл» был потоплен 11 августа 1942 года. Он должен был убедиться в этом, и именно эта срочность выбила его из задумчивости и заставила направиться на главный командный пост.
Спустя час Федоров получил ответы на многие вопросы. Николин внимательно мониторил эфир, который постепенно очищался от помех. Они начали принимать новые сообщения, а также эфир ВВС. Одна передача за другой рисовали мрачную картину мира, в котором оказался «Киров». Немецкая 6-я армия формировала Дон и заняла Калач, откуда начала злополучное наступление на Сталинград. Операция «Эдельвейс» также была в самом разгаре. Красная армия потеряла нефтяные месторождения Майкопа, откатившись к Черноморским портам.
Среди принимаемых передач фигурировали и другие, меньше по масштабам обстоятельства. В южной Атлантике немецкой подлодкой было потоплено норвежское судно «Мирло». 37 членов экипажа покинули его на трех спасательных шлюпках и были подобраны британским шлюпом «Банфф». Федоров смог точно определить время и место этого нападения, сверившись со своей литературой — 2:27 ночи, в 870 милях к западу от Фритауна в Сьерра-Леоне, подлодка носила номер U-130. Сообщалось также о ночном налете британской авиации силами 154 бомбардировщиков на Майнц. Все это случилось 11 августа 1942 года, что подтверждало его опасения, что «Киров» снова попал в плавильный котел.
Да уж, подумал Федоров, из огня Северной Атлантики да в полымя Средиземного моря! Несколько дней они провели в черном забвении будущего. Они так и не определили, какой это был год, но теперь вернулись, всего через несколько дней после сражения с Британским флотом, и в то же время спустя год! И на этот раз не будет возможности уклониться от конфликта на широких просторах Атлантического океана. В этот раз они оказались заперты в бутылке. Из Средиземного моря было три выхода: Суэц, Босфор и Гибралтар, и ни одним из них пройти не будет просто. Они были замечены и атакованы в первые же секунды своего здесь появления, и Федоров не сомневался, что вскоре им предстоит принимать самые тяжелые решения.
Молодой старший помощник наконец окончательно убедился, где они находились и какова была их судьба. Это было проще всего. Он мог поверить в это после того, через что они уже прошли, и на этот раз рядом не будет Карпова с его спекуляциями. Теперь нужно было решить, что делать, и больше, чем чего бы то ни было, он хотел видеть Вольского в командирском кресле. Что мог сделать он сам?
Остальные на ГКП пристально следили за нам со своих постов. Они видели, как он хмурился, перелистывая свои справочники и просматривая данные, хранившиеся на его собственном бывшем посту. Чем больше они наблюдали за ним, тем более становилось очевидным, что Федоров был чем-то серьезно обеспокоен.
— Товарищ капитан-лейтенант, — решился, наконец, Роденко. — Вы что-то выяснили, или это был еще один плохой сон?
— Плохой сон? — Посмотрел Федоров на командира радиотехнической части. — Хорошее определение, Роденко. Если я прав, и Николин перехватил верные данные, то на этот раз мы оказались в самом настоящем кошмаре, и теперь единственный вопрос, который стоит перед нам — это что нам с этим делать?
— Не беспокойтесь, — ответил Роденко. — Системы начинают приходить в норму. Наблюдаю воздушные цели над Сицилией и Сардинией, но ни одна из них не направляется в нашу сторону. На этот раз никто не сможет застать нас врасплох, а мы сами можем уничтожить все, что попытается это сделать. Что вас так беспокоит?
— То, что если я верно определил дату, то это 11 августа 1942 года, и мы находимся в непосредственной близости от одного из крупнейших морских сражений этой войны. Что меня беспокоит? — Федоров пристально посмотрел на него, понизив голос, чтобы остальные не услышали. — Могу сказать одним простым словом: выживание.
Споры в Адмиралтействе шли очень долго. Неудачная отправка конвоя PQ-17 в Мурманск закончилась катастрофой, когда были потоплены двадцать четыре из тридцати девяти судов конвоя. А теперь премьер-министр настаивал на том, чтобы сделать то же самое на Средиземном море. Разумеется, у Адмиралтейства были свои соображения. В Атлантике обстановка оставалась достаточно напряженной. Немецкие подлодки продолжали кровавое пиршество на коммуникациях, уничтожая слишком много кораблей, для охранения которых никогда не хватало крейсеров и эсминцев.