— Черное море — определенная возможность, — начал Карпов. — Пройдя через Босфор, мы могли бы присоединиться к сражению за Новороссийск. Если уж на то пошло, мы могли бы нанести ядерный удар по 6-й немецкой армии, предотвратив страдания и смерти в Сталинградском сражении. Это могло бы ускорить перелом в войне. Если нам снова придется сражаться, почему бы не сражаться за Россию?
Вольский нахмурился от упоминания о ядерное оружии. Огромное грибовидное облако все еще стояло у него перед глазами.
— Сталин, безусловно, это оценит, — сказал Вольский. — У меня было время подумать над этим, когда мы впервые начали это злодеяние. Мы также располагаем знанием о ходе будущих событий, что может оказаться более ценным, чем любое оружие, которое мы можем использовать. Мы знаем время и цель каждой немецкой операции, верно, Федоров?
— Так точно, товарищ адмирал, но нам предстоит преодолеть 1 800 миль, пройти Мессинский пролив, остров Крит и базы гитлеровской коалиции в Греции, затем Дарданеллы, то есть еще 200 миль через минные поля, береговые батареи, в пределах досягаемости немецкой авиации. И, оказавшись там, мы будем заперты в Черном море на весь период войны, предполагая, что мы не исчезнем раньше. И что же? Как скоро наши соотечественники начнут настаивать на чем-то большем, чем информация? Я не забыл, что все мы говорили о Сталине, когда этот вопрос был поднят впервые.
Вольский кивнул с хмурым лицом.
— Есть и другой вариант, — продолжил Федоров. — Я предлагаю направиться на север в Лигурийское море, либо в район южнее Тулона. Там мы могли бы переждать сражение. Пусть британцы с немцами и итальянцами вцепятся друг в друга, как это и должно было быть, а мы постараемся не вмешиваться. Направившись к эпицентру боевых действий, мы будем неизбежно обнаружены и атакованы той или другой стороной. Да, вероятно, мы сможем с ними справиться, но будет обнаружены, и тогда немцы бросят против нас серьезные силы. Или британцы. В общем замешательстве мы можем быть атакованы даже и теми и другими Нам не следует идти на запад прямым маршрутом, — подытожил он. — А направившись на юго-восток через Мессинский пролив, мы должны будем совершать долгий переход через Эгейское море в условиях противодействия авиации обеих сторон, а затем окажемся заперты в Черном море.
— Похоже, что наш единственный вариант — уйти на север, подальше от эпицентра боев, а затем решить, что делать дальше.
— Действительно, — сказал Федоров. — Но это означает, что нам придется пройти мимо итальянских крейсерских патрулей на север через Тирренское море, после чего пройти вокруг северного побережья Корсики, мимо крупной базы итальянского флота в Специи, либо через пролив Бонифачо, мимо итальянской базы на островах Мадделена.
— А что будет дальше? — Спросил Вольский. — Предположим, что мы сделаем это и прорвемся в район западнее Сардинии и Корсики. Затем, я так понимаю, мы пройдем севернее Балеарских островов. Что дальше? Будем ли мы готовы к прорыву через Гибралтар? И какие силы противника мы встретим там?
— Британский флот, — категорично сказал Федоров. — Все, что остается после провода конвоя, уйдет к Гибралтару, и их тяжелые корабли окажутся там задолго до нас, если мы не выдвинемся немедленно. Среди них линкоры «Нельсон» и «Родни», а также стая крейсеров и эсминцев. Их авианосцы тяжело пострадают, если ход истории останется прежним. Они уже потеряли «Игл», а «Индомитейбл» получит такие повреждения, что утратит боеспособность. «Аргус» не вызывает у меня беспокойства, но остаются еще наши старые знакомые — «Фьюриос» и «Викториес», а также все авиационные соединения, оставшиеся в Гибралтаре, представляющим собой еще один непотопляемый авианосец, как и Мальта.
— Сможем ли мы прорваться, Карпов? — Спросил адмирал, желая вовлечь капитана в дискуссию.
— Разумеется, — ответил Карпов. — Все мы видели возможности этого корабля, поскольку они могут быть крайне необходимы. Я не хочу сказать, что я действовал разумно… — Он сделал паузу, и Вольский видел, что говорить это было для него тяжело. — … Или даже, что мои тактические решения были верны. Я был одержим намерением нанести решающий политический удар, который бы действительно изменил ход истории, который породил бы лучший мир для России, страны, которую мы оставили и которую все мы присягнули защищать.
— Верно. Но все мы видели результаты, капитан, и это никого не обрадовало. Мы попали в ад, в то, что ближе всего к этому слову в пределах человеческого понимания. Мы все попадем туда в свое время, — улыбнулся он. — Но у меня совершенно нет желания возвращаться туда.