28 августа Столыпин на богослужении в честь прибывшего помазанника Божьего с его двумя дочерьми. Императрица Александра Федоровна, недомогая, предпочла остаться в Царском. Город переполняет петербургская чиновничья знать, титулованные особы, и первый среди них — наследник болгарского престола Борис. Он вступит на болгарский трон совсем скоро — в 1918 г. — год убиения хозяина торжества с его семейством.
30 августа все собираются на открытии памятника Александру Второму.
Столыпин переживает унижения. Его «забыли» обеспечить придворным выездом, не пригласили на пароход — 4 сентября Николай Второй наметил для посещения Чернигов.
В эти дни в охранное отделение к полковнику Кулябко поступают данные о задуманном покушении на председателя Совета Министров. Источник информации — агент охранки Д. Г. Богров по кличке Аленский.
31 августа в Купеческом саду — гулянье. Около 6 тыс. киевлян могут лицезреть своего августейшего повелителя с дочерьми. Петр Аркадьевич возвращается с гулянья невредимым, хотя более выгодных условий для убийства быть не может: безлунная ночь, скудное освещение и сразу за парком — откосы Днепра в зарослях кустарника. Бродит среди публики и Богров. В кармане — браунинг. Он только один знает в лицо заговорщиков, только он может подать команду и обезвредить преступников.
1 сентября Его величество государь император отбывает на маневры. Трепов обязан сопровождать его. Перед отъездом Трепов предупреждает Столыпина о готовящемся покушении и просит соблюдать предельную осторожность.
После маневров и парада в театре — «Сказка о царе Салтане». К девяти вечера гости заполняют театр. Петр Аркадьевич в первом ряду среди других министров и первых сановников империи. В этом же ряду — генералы Дедюлин, Курлов, Трепов, командующий Киевским военным округом генерал Иванов (он самый, Николай Иудович) и др.
В своей ложе — Его величество государь император и две его августейшие дочери-княжны, с ними — будущий болгарский царь Борис.
36 билетов получены охранным отделением для своих агентов, среди них и Богров — лишь он видел заговорщиков. Вся надежда полиции на Алейского.
После второго акта, около половины двенадцатого ночи, Петр Аркадьевич не покинул зал с большинством публики. Он стоял, слегка опершись на рампу, лицом к залу. Смерть уже начала счет последним мгновениям его жизни. Петр Аркадьевич беседует с бароном Фредериксом, военным министром Сухомлиновым и графом Ю. Потоцким.
В 18-м ряду поднимается Богров и не спеша направляется к Столыпину. В трех шагах от сановников он останавливается, вынимает из кармана руку, в руке — черный вороненый браунинг. Богров вытягивает руку и дважды стреляет в Столыпина.
Одна из пуль попадает в запястье, другая — в крест ордена св. Владимира и, срикошетив, под крутым углом входит в грудную клетку, поражая плевру, диафрагму и печень жертвы, не задевая, однако, ни кишечника, ни других самых важных жизненных органов, в том числе и крупных сосудов. В общем, надежда выжить при подобном ранении достаточно велика.
Петр Аркадьевич не падает и не стонет. Он лишь машинально вытирает кровь на фраке и начинает медленно оседать на паркет. Все эти мгновения зал поражен оцепенением.
Советский писатель Константин Георгиевич Паустовский оказался свидетелем покушения и поведал о нем в своих воспоминаниях «Повесть о жизни», глава из которой («Корчма на Брагинке») удостоилась похвалы великого Бунина. Он написал, что этот рассказ (глава из книги) «принадлежит к наилучшим рассказам русской литературы».
Обратимся к главе «Выстрел в театре».
«…В Оперном театре был торжественный спектакль в присутствии Николая. На этот спектакль повели гимназисток и гимназистов последних классов всех гимназий.
Повели и наш класс.
Служебными темными лестницами нас провели на галерку. Галерка была заперта. Спуститься в нижние ярусы мы не могли. У дверей стояли любезные, но наглые жандармские офицеры. Они перемигивались, пропуская хорошеньких гимназисток.
Я сидел в заднем ряду и ничего не видел. Было очень жарко. Потолок театрального зала нависал над самой головой.
Только в антракте я выбрался со своего места и подошел к барьеру. Я облокотился и смотрел на зрительный зал. Он был затянут легким туманом. В тумане этом загорались разноцветные огоньки бриллиантов. Императорская ложа была пуста. Николай со своим семейством ушел в аванложу.