Светлана Аллилуева рисует картинку из того дня — дня смерти Сталина:
«Пришли проститься прислуга, охрана. Вот где было истинное чувство, искренняя печаль…
Все эти люди, служившие у отца, любили его. Он не был капризен в быту — наоборот, он был непритязателен, прост и приветлив с прислугой… Прислуга… не могла пожаловаться ни на самодурство, ни на жестокость — наоборот, часто просили у него помочь в чем-либо, и никогда не получали отказа…
Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем — его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно».
Брошенным, отчасти ошельмованным и преданным уходил в мир иной Ленин.
Брошенный ближайшим окружением, ненавидимый им (за исключением, пожалуй, Молотова), уходил в тот мир и Сталин.
Не случайны эти предательства и поругания у еще не остывших тел властителей. И дело отнюдь не только в свойственной людям борьбе за власть. Неправедные законы их бытия, насилие, которое сопутствовало их власти и жизни вообще, предполагали именно такого рода погибель. Другой она не могла быть в силу самой природы вещей.
Я повторю опять притчу, которой поклоняюсь всю жизнь: не могут существовать сами по себе, независимо, по отдельности листья, ветки, корни, ствол… Всегда есть дерево во всем своём единстве и невозможности раздельного бытия.
И еще. Так сказать, на посошок.
Маршал Советского Союза Батицкий арестовал Берию, а после и расстрелял (тогда Батицкий был генерал-полковником). Павел Федорович по долгу службы присутствовал на заседаниях трибунала. Однажды он рассказал мне о том, что делал Берия после похорон Сталина. Вечером, покончив с делами, он закатил роскошный ужин на троих… само собой, в своем особняке. Лаврентий Павлович отнюдь не тужил после своей печально-грозной речи с трибуны мавзолея («кто не слеп — тот…» — речь эта звучала с выраженным грузинским акцентом). Трапезу с ним разделили две красивые юные женщины. После, раздеваясь с ними и ложась в постель, он произнес с издевательским пафосом: «Сталин умер, но дело его живет!»
Тогда, при жизни Сталина, по стране писали (один из самых расхожих лозунгов на красном полотнище): «Ленин умер, но дело его живет». Берия издевательски передернул лозунг.
Это показала на заседании трибунала одна из тех особ, кстати уже не раз разделявшая ложе с самым страшным человеком страны… да, пожалуй, не страны, а всего тогдашнего света. Миллионами гнили за решетками и проволокой лагерей его «подопечные»… И не только гнили: Лаврентий Павлович, будучи первоклассным стрелком, не давал руке отвыкать. Наезжая в Сухановку, сам дырявил голову им же осужденной жертве. В едином лице: закон, суд и исполнительная власть — великое достижение Октября. А помните, с таких, как Семен Григорьевич Чудновский, это завязывалось и входило в жизнь?..
21 декабря 1959 г. Уинстон Черчилль произнес в палате общин речь в честь 80-летия Сталина.
«…Сталин произвел на нас величайшее впечатление. Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логически осмысленной мудростью. Он был непобедимым мастером находить в трудные моменты пути вьгхода из самого безвыходного положения. Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом. Сталин был величайшим, не имеющим себе равного в мире диктатором, который принял Россию с сохой и оставил ее с атомным вооружением.
Что ж, история, народ таких людей не забывают».
Подобный панегирик более чем удивителен. Ведь Черчилль превосходно знал, с кем и какой системой он имеет дело и чем обеспечены успехи Сталина. И после этого восхищаться, по сути дела, тем необъятным океаном крови, пролитой тираном.
Обратимся к речи Черчилля, произнесенной по Би-би-си в девять вечера 22 июня 1941 г. — в этот день Гитлер обрушился на Советский Союз.
«Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма. У него нет никаких устоев и принципов, кроме алчности и стремления к расовому господству. По своей жестокости и яростной агрессивности он превосходит все формы человеческой испорченности. За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем…»
Не сомневаюсь, знай Черчилль все о нашей системе, он, безусловно, поставил бы большевизм на недосягаемо первое место по преступной чудовищности и людоедству. Но может быть, и тогда все равно произнес бы похвальное слово?..