Джейми и сам успокаивался лишь после того, как заглянет в каждый сарай.
Поднявшийся к ночи ветер донес резкий запах от уборной: надо бы ею заняться. Впрочем, Джейми вспомнил о новых поселенцах и расслабился: пусть яму копают старшие мальчишки Чишолма.
Старую они с Иэном вырыли, когда только прибыли на Ридж. Господи, сколько воды с тех пор утекло…
Задвинув боль от потери в дальний угол сознания, Джейми подошел к дереву, расстегнул штаны и облегчился. Увидь его сейчас Клэр, наверняка отпустила бы шуточку насчет собак, метящих территорию. «Еще чего», — мысленно возразил он. Просто зачем лишний раз тащиться вверх по склону в переполненную уборную? В конце концов, это его земля и ему решать, где можно отлить, а где нельзя…
Повернув голову, он увидел, что Клэр возвращается из огорода, неся в переднике морковь и репу. Ветер взметнул опавшие каштановые листья, и те закружились вокруг нее в танце, искрясь на свету.
Поддавшись внезапному порыву, Джейми зашел глубже в лес. Обычно он замечал лишь те растения, которые шли в пищу людям или скоту либо могли пригодиться в строительстве дома. Теперь же он пытался увидеть красоту леса.
Вот недозрелый ячмень — зерна уложены в колос женской косой. Вот высохший до хрупкости сорняк, похожий на кружева носового платка. Ветка ели, непривычно зеленая и оставляющая на коже душистый сок. Охапка блестящих дубовых листьев, золотистых, коричневых и серых, так напоминающих о волосах Клэр. И яркий алый плющ.
Клэр, погруженная в свои мысли, шла, не замечая Джейми.
— Сорча[25], — тихо позвал он, и она повернула голову, щурясь от солнца.
— Добро пожаловать домой.
Джейми протянул ей букетик из листьев и веток.
— О…
Клэр посмотрела на листья, и губы у нее задрожали — не то от смеха, не то от слез. Потом взяла букет, коснувшись руки Джейми холодными пальцами.
— Джейми, они чудесные…
Она привстала на цыпочки и поцеловала его теплыми и солеными губами. Ему захотелось большего, но она уже уходила в дом, прижимая к груди дурацкие листья так, будто они из золота.
Джейми чувствовал себя до глупого приятно.
— Сорча, — прошептал он. Странно даже, и почему он так ее назвал?.. Джейми никогда не обращался к ней по-гэльски. Ему нравилось, что она англичанка, его саксоночка.
И все же в тот момент она была именно «Сорчей». На гэльском это имя означает «свет».
Джейми довольно выдохнул. Он вдруг понял, как ужасно изголодался: и по пище, и по Клэр. Однако в дом все равно не спешил. Иногда и голод бывает сладким.
Раздался топот и голоса; наконец-то прибыли остальные. В считаные секунды вокруг возникла суетливо разгружающаяся толпа, взволнованные детские вопли перемежались усталыми окриками матерей и торопливыми приветствиями. Однако даже в этой суматохе Джейми двигался неспешно и спокойно.
Он был дома.
Уже совсем стемнело, когда удалось разместить всех прибывших, переловить детенышей Чишолма и отправить их на ужин, устроить и накормить животных. Джейми пошел вслед за Джефом Чишолмом к дому, но на секунду задержался во дворе.
Он стоял, лениво потирая руки от холода, и любовался поместьем. Добротный сарай, ровные навесы, огороженные загоны для скота, аккуратный частокол вокруг садика Клэр — от голодных оленей. Белый дом маячил в темноте, точно призрак, охраняющий горный хребет. Из его дверей и окон лился свет.
Почувствовав рядом движение, Джейми повернулся. Его дочь, поставив ведро с парным молоком на землю, тоже глядела на дом.
— Приятно вернуться, правда? — тихо спросила Брианна.
— Ага, — отозвался Джейми. — Еще как.
Они с улыбкой посмотрели друг на друга. Внезапно Брианна подалась вперед, заставила его развернуться к свету и нахмурила лоб.
— Что это? — Она стряхнула с плаща крошечный алый листик. — Па, тебе лучше сходить домой и хорошенько помыться. Ты весь в ядовитом плюще.
— Ты должна была мне сказать, саксоночка! — Джейми негодующе косился на стол в нашей спальне, куда я поставила стакан с его букетиком. Листики ядовитого плюща ярко горели даже в полумраке от очага. — И почему ты еще не выкинула эту дрянь? Нарочно надо мной издеваешься, да?
— Вовсе нет, — улыбнулась я, вешая фартук на крючок и расстегивая воротник платья. — Если бы я тебе сказала, ты бы сразу его выбросил. А это единственные цветы, которые ты мне дарил.