Виктору сделалось немного не по себе. Он неопределенно вздохнул и направился дальше, в залу. Хозяин вошел следом, включил свет:
— Ну, и как?
— Здорово! Честное слово!
Хвалить было за что. Гостиная сияла и сверкала шикарной косметической отделкой, однако не так называемый «евроремонт» привлек внимание гостя. Его взгляд приковала к себе внушительного размера икона, занимавшая, как и положено, противоположный от входа угол. Глубокие трещины избороздили её вдоль и поперек, лик от времени потемнел, но сомнений не возникало — это был образ Пресвятой Девы Марии. Древний богомаз написал её необычно: в полный рост, обнаженную, ступающую босыми ногами по каким-то непонятным, похожим на старославянские, письменам. К тому же, палец на её левой руке украшало нечто, немного напоминающее пирамиду, обвитую двумя змеями.
— Перстень, — догадался Виктор.
— Нравится? — Старик почувствовал интерес гостя и пояснил:
— Знаменитая вещь. Древняя. Еще дед мой её сохранил. Потом бабка твоя, потом уже она мне досталась. Я ведь эту икону недавно совсем сюда прицепил. Смотрится, вроде, неплохо, но… Времена теперь пошли такие, что жить практически не на что. Думаю корову купить, хоть молоко давать будет. Как считаешь?
— Ну, я даже не знаю…
На обратном пути Виктор не утерпел:
— Дядя Никон, я просто поражаюсь, как половина Светловодска ещё умудряется коров держать. Участки тесные, соток по пять-шесть, не больше. Толковый коровник не построить, выпасов нет, покосов тоже… чем кормят-то?
— Была бы корова. А чем кормить — найдем, не беспокойся!
… Виктор распахнул дверцу автомашины и влез за руль. На пассажирском сидении Данила нервно чиркал зажигалкой — все никак не мог прикурить свою душную «приму»:
— Быстро же ты! Целый час почти… Пальца с Мулей уже, наверное, похоронили давно.
— Значит, помянем, — безмятежно парировал Виктор и повернул ключ в замке зажигания.
Мотор ласково заурчал, машина выползла на раздолбанную мостовую и покатилась в центр города. Позади осталась улица Ленина, промелькнул слева рынок. Трое знакомых гаишников приветливо махнули вслед Левшову полосатыми жезлами — Виктор кивнул в ответ и, не снижая скорости, проехал дальше.
… Диско-бар «Аквариум», в котором Муля Папич работал барменом, располагался в девятиэтажном, громоздком здании радиозаводской общаги, на самом краю так называемого Андрюшкиного яра — крупномасштабного, глубокого оврага, скатывающегося между холмов прямо в море. Как и большинство заведений подобного рода, «Аквариум» имел два выхода — парадный и так называемый черный.
Как только Виктор подогнал машину к парадному входу и вместе с Данилой Московским выбрался из нее, крайнее расписное окно бара словно взорвалось изнутри, и брызнуло на улицу сотнями мелких стеклянных осколков. Задымленное отверстие оконного проема теперь прикрывала только металлическая решетка, в хитросплетении прутьев которой угадывался застрявший стул.
— Началось! — Рванул к диско-бару Виктор. — Опоздали, блин…
— А стволы? — Замешкался Данила.
— В багажнике! Не заперт он… давай быстрее, не стой, как истукан!
Московский судорожно дернул защелку, откинул вверх крышку багажника и извлек из целлофанового свертка два двуствольных обреза:
— Ну, падлы! Ну, падлы, держитесь! — Взревел он и, выставив оба обреза перед собой, бросился в бар вслед за Виктором.
А тот уже распахнул дверь «Аквариума» и вбежал в помещение. Ударом ноги он отбросил куда-то в сторону оказавшегося на пути парня, и что было силы рявкнул:
— Всем стоять! Лицом к стене! Завалю, на хрен… мать вашу!
Вбежавший следом Данила тоже долго раздумывать не стал: вскинул вверх оба обреза и разрядил все четыре ствола одним разом. Ружейный залп саданул по барабанным перепонкам с такой силой, что на несколько секунд Левшов просто оглох — подобный грохот в замкнутом помещении могла произвести, пожалуй, только добрая дюжина тротиловых шашек.
Картечь хлестко ударила в потолок, выдрала из него куски гипсовой лепки и рикошетом осыпала стены. Зеркальный шар над стойкой раскололся надвое и рухнул вниз, едва не накрыв отскочившего в сторону Папича. От сотрясения задребезжали стаканы, бутылки, графины…
— Е-мое! — Произнес побледневшими губами Муля, начиная осознавать весь масштаб причиненного бару ущерба. — Ну за каким… а? Что же вы творите-то?
Левшов огляделся. Вокруг — опустевшие разом столики, перевернутые стулья…
— Где «самбисты»?
— А нету, — ответил из-за стойки Муля. — Нету!
Действительно, в баре не было никого, кроме трех насмерть перепуганных девиц, да парочки случайных посетителей, от греха подальше забившихся под столик и сидевших теперь там, среди битой посуды и разбросанных по полу объедков.
— Убежали. Вот, буквально только что.
— А стул? — Раздосадованный Виктор кивнул в сторону разбитого окна.
— Так это я по одному из них промахнулся. Хотел его вдогонку…
— Мудачье! — В сердцах выкрикнул Виктор. — Козлы тупоголовые! Быстро все прибрать!
— Шлюхам и этим двоим, что под столом — водки! Чтобы хоть литрами её жрали, но утром ничего не помнили. Понятно?
— Понятно, — кивнул Данила.
— Нет, но как я их, Витек? — Испуг Папича постепенно прошел, и он уже начал понемногу гордиться собой. — Слушай, дай-ка ружье! Я их сейчас догоню, паршивцев…
— Лучше тоже водки выпей, — успокоил разошедшегося приятеля Виктор. Эй, Данила?
— Ты сам-то как, живой?
Данила Московский лежал навзничь прямо у входа. Отдача ружейного залпа швырнула его назад, и бедолага ударился о дверной косяк, получив при этом легкую контузию.
— Муля, плесни водой, что ли… да побыстрее! Того и гляди, менты на шум заявятся.
Глава 3
— Я вам в последний раз предлагаю, Левшов! Сдайте оружие — и можете быть свободны.
Круг поднялся из-за своего рабочего стола, прошел по кабинету, хрустя узловатыми суставами пальцев, и вернулся обратно:
— Ну, что? Надумали?
— Вы меня за кого-то другого принимаете, — деликатно ответил Виктор. — Я и в баре-то оказался совершенно случайно. Да и то лишь после произошедших событий. Так что, в сущности, ничем помочь не могу.
— Послушайте, Левшов, — продолжал настаивать Круг. Голос у него был усталый, мудрый и добрый. — Сейчас проводится месячник добровольной выдачи незарегистрированного оружия. Вы можете выйти из создавшегося положения совершенно безболезненно.
— Объясняю вам, объясняю, — уперся Виктор. — Э-э… извиняюсь, гражданин начальник, как вас по имени-отчеству?
— Сергей Иванович.
— Вот я и говорю, Сергей Иванович: никакого оружия у меня нет и не было. Откуда?
— Знаете, Левшов… Я все-таки почему-то надеюсь, что мы поймем друг друга. У меня ведь есть достоверные сведения, что пальба в «Аквариуме» ваших рук дело! Либо вы лично стреляли, либо кто-то из ваших дружков перестарался. Разумеется, не без вашего подстрекательства. Так что, давайте решим вопрос между собой, как мужчины — и разойдемся полюбовно. Вы же не хотите, чтобы мы из-за вашей несговорчивости задержали кого-нибудь из ваших, в общем-то, вполне безобидных приятелей?
— Нет, не хочу, — согласился Левшов. — Но оружия-то у меня нет!
— Опять — двадцать пять… — развел руками Круг и переменил тон:
— Отдай обрезы, идиот! Вооруженные засранцы с больным самолюбием мне в городе не нужны, понял? А тем паче, приезжие засранцы, вроде тебя!
Сергей Иванович осекся, смущенно хмыкнул, будто досадуя на себя за допущенную несдержанность, и, стравив, как говорится, пар, опять подобрел лицом. В выражении его физиономии появилось что-то лисье, некая фальшивая доброжелательность, и даже учтивость:
— Кстати, Левшов, вы отчего матушку-Россию покинули? Все стараются отсюда — туда перебраться, а вы вот обратно, к нам… Вы ведь питерский, кажется?
— Ну, не совсем, — смешался Левшов. — Здесь у меня много родственников, мать живет…