— Восемь минут! — Крикнул он, поглядев на часы. — Восемь минут… кислорода больше в баллонах нет!
— Что? — Палец, выскочивший из каюты в чем мать родила, не стал задавать лишних вопросов и сразу же ухватился за линь. — Тянем?
— Давай! Давай…
Линь шел из воды очень туго и медленно, натягиваясь, как тетива. Создавалось даже впечатление, будто кто-то на дне упирался, цеплялся за валуны и коряги, — не желая подниматься на поверхность.
— А ну, пусти-ка! — Палец, скрипя от натуги зубами, перекинул мокрый линь через спину и по-бурлацки пошел по палубе. Кожа на ладонях у него была уже содрана до крови, и белый капроновый линь почти сразу покрылся красными пятнами.
Упакованная в резину физиономия Мули появилась у борта внезапно. И даже сквозь толстое стекло было видно, какой неописуемый ужас застыл в его глазах. Аквалангист вцепился в яхту, сорвал с лица маску и, как пылесос, с громким свистом втянул в себя воздух:
— Муля, что? Что там? Ну?
— Там… — широко раскрывая рот, попытался объяснить Папич, — там…
— Ну?
— Коряги.
— Эх-х… — огорченно выдохнул Палец и опустился голой задницей на раскаленную палубу. — Черт!
— И больше ничего?
— Нет. Говорил же вам… Не верили! Надо было, чтобы я издох там?
— Ну, не сердись, дружище… не сердись! — Виктор втянул Папича на борт яхты и обнял его за плечи. — Все обошлось. Мы ведь друг другу пропасть не дадим, верно?
— Верно, — подтвердил Палец. — Я когда понял, что ты там, на дне задыхаешься — чуть с ума не сошел. До того тебя жалко стало!
— Пошел ты…
— Ну, как скажешь, — Палец встал и направился вниз, в каюту. Но на полпути обернулся:
— А может, ты? Может, это… давай разочек? Она ничего, возражать не станет.
— Ну, вот еще! — Смутился Муля. — У меня и сил-то нет.
— Давай, давай! — Поддержал инициативу Виктор. — Расслабься с девушкой. А силы она в тебе сама отыщет.
— Да бросьте, — продолжал отнекиваться Папич. — Я, может, ей и неприятен совсем. К тому же, ссорились…
— Вот и помиритесь заодно, — подвел итог Палец, запихивая приятеля в каюту.
Буквально через минуту до сидящих на палубе приятелей донеслось приглушенное Мулино бормотание, девичий смех и скрип койки.
— Не понимаю! — Виктор в очередной раз выложил перед собой рисунки из тетради.
— Где-то здесь, под ногами у нас, спрятано что-то такое… Знать бы, где и что!
— Покойник тоже не знал.
— Да, конечно… Лишь примерно место указал на карте.
— Может, все дело в иконе?
— В иконе… знать бы, что! То, что перстень со змеями ей кто-то пририсовал, так это и убогому понятно — остров обозначен. Остров Змеиный…
— А моря ведь раньше не было.
— Значит, холм…
— Наверное, — не стал спорить Палец. — Жрать охота. Будешь?
Он залез в рундук и вытащил оттуда большой кусок копченой колбасы.
Но Виктор отрицательно помотал головой:
— Вот эта надпись… она что означает?
— Какая, эта? — Давясь колбасой, приблизился Палец.
— «… и упадут с неба ледяные камни…», — процитировал Виктор. — Понимай, как хочешь!
— К местности никак не привязаться.
— Да, — облизнулся Палец. — Загадка!
Шквал налетел, как всегда, неожиданно. Красавица-яхта подпрыгнула на волне, тут же провалилась вниз и сильно ударилась килем о дно.
— Канаты режь! — заорал выскочивший из каюты Муля. — Быстро!
— Ага, сейчас…
— Быстро! А то утопимся, на хрен, или о камни разобьет! — Все-таки, Муля Папич имел кое-какой мореходный опыт, а потому сразу принял командование на себя:
— Палец, двигатель запускай! Витек! Ты чего там чухаешься? Режь быстрее, мать твою!
Обрезки якорных тросов отлетели в сторону, яхта освободилась и тут же поползла в направлении берега.
— Мотор-р! — Зарычал Папич. — Андрюха!
Палец кубарем скатился вниз, оттолкнул и без того насмерть перепуганную девицу:
— Горячая любовь корсара! Уходим в тину, красавица…
Он ухватился за ключ зажигания на приборной доске, резко провернул ключ замка зажигания — и сквозь свист штормового ветра откуда-то из чрева яхты послышался истошный вой вхолостую сработавшего стартера:
— Бендикс не срабатывает! Муля, бендикс, мать его!
— Что?
— Накрылась железяка ржавая!
А яхту, тем временем, неотвратимо тянуло к берегу. Уже зашуршало под килем песчаное дно, несколько раз борт ударился о какие-то камни. Пожалуй, ещё парочка хлестких волн, или добротный порыв ветра — и валятся красавице в виде фанерных обломков на отмели, прямо под глинистым, раскисшим от дождя обрывом.
— Ну, что же ты там? Ну? Давай! Давай мотор!
Палец не ответил — с тупой настойчивостью он продолжал крутить ключ зажигания, будто пытаясь разворотить в приборной доске приличных размеров дыру.
— Ой, Господи! Ой, Господи… — с каждым новым громовым раскатом приговаривала забившаяся в угол каюты девица. — Мы не утонем, да? Мы правда не утонем?
— Еще как утонем! — Успокоил её верный спутник. — Так удачно утонем пальчики оближешь… только пузыри по воде пойдут!
— Держись, братва! — Захлебываясь дождевой водой и пенными брызгами, Виктор перебежал на корму и схватился за шкот.
— Какого хрена? — Вытаращился Муля.
— Грот поднимаю! На парусах, может, выберемся…
— Уйди оттуда, утопленник! — Замахал Муля Папич руками на Виктора. Сшибет!
Однако, Виктору уже кое-что удалось. Освободившийся гик молниеносно перелетел от одного борта яхты к другому, а затем так же быстро вернулся обратно. И хотя Виктор успел уклониться, потерявшую управление яхту стало нещадно разбалтывать из стороны в сторону.
— Все, — опустился на палубу Муля. — Отплавались. Сейчас мачту сорвет… к едрене фене!
И в то же мгновение заработал двигатель. Взревел от натуги, набрал обороты — и воду за кормой взбурлили лопасти винта. Яхта вскинулась и подалась вперед.
— Андрюха! Палец! — Заверещал Муля. — Ну, Андрюха, Палец ты наш!
Судорожно вцепившись в руль, он потянул его влево, и яхта, с трудом преодолевая сопротивление волн, развернулась и клюнула носом на килевой качке.
— Витек! Вяжи гик «на родину»! — В голосе Папича вновь зазвучали командные нотки:
— Эй, трюмный механик! Наверх не вылезай, следи за мотором. Идем на большую воду!
— На глубину идем, мать её в душу!
Яхта подпрыгнула на первой встречной волне, и уже увереннее разбила в пену следующую.
Ветер крепчал.
— Кажется, шторм начинается. Настоящий.
— Что? — Из-за шума стихии не разобрал Виктор.
— Сильно задувает! Метров тридцать в секунду. Ты веревкой какой-нибудь к релингу привязался, а то сметет с палубы на хрен!
— А ты что, ветер пальцем наслюнявленным меряешь?
— По таблице Бофорта, — огрызнулся бывалый яхтсмен.
— Чего? Не понял!
— Короче, посудина наша на гонках хороша. А картинку Репина «Девятый вал» может и не выдержать.
— Айвазовского, — машинально поправил Виктор и посмотрел назад, на медленно удаляющийся остров. — Ерунда! Главное, от камней избавились, а теперь уже…
Фраза Виктора оборвалась на полуслове. В полном изумлении и он, и вцепившийся в штурвал Муля Папич, уставились на поверхность воды, которая вдруг, за какие-то доли секунды, успокоилась и затихла, сонно перебирая последние, медленные и безобидные волны.
Виктор выругался. По инерции.
— Это точно, — подтвердил Муля Папич.
Шторм закончился, будто и не было его вовсе. Казалось, дремавший до этого где-то там, наверху, режиссер, очнулся наконец, недовольно причмокнул губами — и распорядился сменить декорации.
Тишина, неспокойная и тяжелая, повисла над водами.
— Такого я ещё не видел, — признался Муля.
— Я тоже, — промямлил Виктор.
На палубу высунулся озабоченный Палец: